Новый Мир ( № 10 2004)

Возможно, С. И. Липкин прав и этот открытый звук в конце строфы был для Мандельштама ценен сам по себе. И все же недаром разгневанный (пусть и не так уж и всерьез разгневанный) Осип Эмильевич, обрушиваясь на своего юного оппонента, сперва поминает разум, а уж потом слух. Думаю, дело в том, что в 1931 году Мандельштам давно уже не рифмовалслова. Для него соотносились в качестве вариантов неФрансуаиАнтуан,но

парикмахер Франсуаи —парикмахер Антуан. В 1931 году даже таким молодым людям, каким был тогда Семен Липкин, еще помнилось, что под дореволюционными, а впоследствии нэповскими вывесками Жанов, Пьеров и Антуанов щелкали ножницами свои родимые Иваны, Петры и Антоны. Поэтомупарикмахер Антуанв контексте времени был бы каким-то персонажем Ильфа и Петрова. То ли делоФрансуа

— француз, черт, эдакий Фигаро… Ну да!

Как будто в корень голову шампунем

Мне вымыл парикмахер Франсуа…

Откупори шампанского бутылку

Иль перечти „Женитьбу Фигаро”…

Мандельштамовские строчки всем своимзвуком

перекликаются, „рифмуются” с пушкинскими. Да и повод совпадает:как мысли черные к тебе придути— довольно кукситься!

Эта звуковая отсылка к „Моцарту и Сальери” совсем по-новому высвечивает последующеедержу пари, что я еще не умер”. См. также статью Ирины Сурат “Превращение имени” (“Новый мир”, 2004, № 9), где имя “Франсуа” связывается с любовью Мандельштама к Вийону.

Валерий Шубинский.Чудесный случай и таинственный сон. — “Новое литературное обозрение”, № 66 (2004, № 2).

Из рецензии на книгу прозы Елены Шварц “Видимая сторона жизни” (2003):

“Шварц подчеркнуто много, не стесняясь, говорит о себе. Но она заранее обезоруживает возможных хулителей: „В мании величия, свойственной почти каждому, есть некая истина, ибо — ’все вы — боги’”. В случае Шварц особого рода эгоцентризм, подобающий поэту (поскольку направлен не на себя как личность, а на себя как творческую функцию), уравновешивается самоиронией. В ее мини-эссе прозаичное, бытовое, забавное так же легко переходит в высокое и таинственное (и наоборот…), как в ее стихах. „У меня почти нет ногтей… Все грызу и грызу. Зато я одна такая, больше нет ни одной здоровой женщины в возрасте от 15 лет и до бесконечности, у которой ногти были бы так постыдно уничтожены. Это моя единственная телесная странность. Впрочем, нет — душевные аномалии порождают и физические. Например, иногда один из пальцев на левой руке как бы начинает видеть…””.

СоставительПавел Крючков.

.