Я не верю в случайность поэтического выбора, хотя и не могу четко объяснить его смысл. Я только чувствую, что в основе этой странности — настоящая лирическая смелость. Что же до связи пиявок и поэзии, может быть, суть в том, что поэзия оттягивает дурную кровь человечества и тем его лечит. Дурная кровь — плотское, варварское, дохристианское. Поэзия способна очищать душу от дурных страстей. Добавлять ничего не нужно, ведь Бог все дал человеку в момент творения, надо лишь убавить, отнять лишнее, зараженное змием. Может быть, в этом и разгадка?
8
За свою жизнь Вордсворт написал более пятисот сонетов, среди которых много замечательных. Жанр сонета был полузабыт в эпоху Просвещения, и хотя Вордсворт был не первым в своем поколении, кто вспомнил о нем (первым был, кажется, Уильям Боулз), но именно Вордсворту принадлежит заслуга воскрешения сонета в английской поэзии XIX века. В своей лирике он двигался от баллады к сонету; с годами эта форма все больше выходила у него на первый план. Среди сонетов Вордсворта есть политические, пейзажные, “церковные” и прочие; но шедевры в этом трудном жанре зависят не от темы, а от степени воплощения основного принципа сонета:
Этот принцип сонета, как мы видим, хорошо сочетается с ранее определившейся установкой поэта: находить необыкновенное — в обыденном, красоту — “в повседневном лице Природы”. Для мгновения лирического “отрыва” от
житейской суеты Вордсворт находит сравнение, по своей необычности не уступающее самым удивительным
Признаться, я не очень-то охоч
До тихих радостей молвы скандальной;
Судить соседей с высоты моральной
Да слухи в ступе без толку толочь —
Про чью-то мать-страдалицу, про дочь-
Строптивицу, — весь этот вздор банальный
Стирается с меня, как в зале бальной
Разметка мелом в праздничную ночь12.
Сонет Вордсворта оказывается семимильными башмаками, в которых можно совершать огромные шаги во времени и пространстве. Восхищаясь подснежниками, цветущими под бурей, поэт сравнивает их с воинством древних:
Взгляни на доблестных — и удостой
Сравненьем их бессмертные знамена.
Так македонская фаланга в бой
Стеною шла — и так во время оно
Герои, обреченные судьбой,
Под Фивами стояли непреклонно13.
В другом сонете он вглядывается в сумрак и видит мир глазами своего
косматого пращура-бритта:
О Сумрак, предвечерья государь!
Халиф на час, ты Тьмы ночной щедрее,
Когда стираешь, над землею рея,
Все преходящее. — О древний царь!
Не так ли за грядой скалистой встарь
Мерцал залив, когда в ложбине хмурой