Новый Мир ( № 10 2008)

Но тайна и ужас истории человеческой все-таки уступают тайне и ужасу далеких геологических эпох. Нефть — образ, встречающийся у Иличевского (в этом сборнике рассказов) не так часто, как известняк, но зато более таинственный и почти столь же многозначный: “Нефть — вещь инфернальная потому, что уж слишком мощно — теневым и прямым образом — она влияет на человечество. Потому как она — „философский камень”, типа асфальт, озокерит, воск горный: сама мусор, да из себя, мусора, путем перегонки, алхимической, между прочим, золото образует. <…> Гитлер слил всю партию под Сталинградом — в битве за бакинскую нефть. Говорят, Волга тогда пылала страшно: пролилась кровушка земная из хранилищ, с человечьей смешалась, сама в жилы горюче вошла — и оранжевые мастодонты, рванув из палеозоя, замаршировали по небу над рекой…” (“Бутылка, повесть о стекле”).

Нефть, по мнению большинства ученых, вещество также органического происхождения и этом смысле подобна известняку, но в мире Иличевского она несет какую-то древнюю, до конца не разгаданную самим автором тайну. Нефть — ключевой образ загадочного и зловещего рассказа “Курбан-байрам”. Наконец, вспомним, что нефть — слово персидское, а значит, в художественном пространстве Иличевского опять-таки связанное со смертью.

Но оставим в покое величие исторических эпох, нас ведь интересует не только память о цивилизациях и народах, их руинами и без нас займутся археологи. А что же отдельный человек? Чем, кроме перегноя, запечатлеет он себя в ландшафте?

Книгу Иличевского завершает рассказ “Старик”. Мне, честно говоря, больше нравится его первое название — “Дыхание в морозном небе”. Оно точнее. Зимой где-то в Подмосковье герой заметил, “как что-то движется сквозь воздух, некий призрак отчетливый <…> Дымок упрямым столбиком возносился над береговым увалом, стоял несколькими прядками, берясь неизвестно откуда”. Дымок исходил от странной, необъяснимо образовавшейся в двадцатиградусный мороз проталины, которая напомнит герою приключившуюся с ним историю: однажды он нашел на обочине дороги статного, но оборванного и безумного старика — того самого Алексея Сергеевича. Лишь вспомнив эту историю и получив еще один, подтвердивший правильность его догадки знак, герой понимает смысл этого дымка и этой проталины: “Войдя в дом, вдруг почуял запах шипра (запах старика. —

С. Б.), но растопил печку и больше уже не слышал, а теперь стало ясно, чье дыхание я видел утром на реке, чей вздох приветствовал меня в морозном небе”.