Вообще предугадать, что может внушить страх твоей лошади, очень трудно. После целого дня езды по каменистой дороге можно чуть не вывалиться из седла из-за того, что на тропе лежит крохотный камешек точно такого же цвета и размера, как и сотни тысяч других. Но у моего Малыша была другая фобия: он боялся остаться в одиночестве. Едучи на нем, невозможно было отстать от товарищей, но если же мне по какой-нибудь причине все-таки нужно было задержаться, то Малыш сначала с тревогой глядел вслед уходящим своим друзьям, а затем принимался звать их тоненьким, почти жеребячьим голосом. Это сильно мешало на охоте. Он был покорный, пузатый и низкорослый. Я полагал, что шляпа ковбойского образца придаст некоторую лихость моему виду и будет отвлекать внимание от несоответствия размеров наездника и лошади, ибо спина Малыша была ненамного выше пряжки на моем ремне. Мои ноги постоянно задевали за пеньки и кочки на обочине или оставляли в зимнее время заметные полосы на сугробах.
Айгыр же был старательным, довольно сильным и смирным конем с твердыми цепкими копытцами в форме стаканчиков, но его отличала удивительно тряская поступь и разбалансировка задних и передних ног. Я имею в виду, что из-за поврежденной спины задние копыта наступали чуть правее передних, что часто нервировало всадника на обрывистых тропах. Действительно, неприятное ощущение, когда задняя часть лошади норовит уйти в сторону и увлечь седока в кипящий внизу горный поток. Его имя по-русски означало “жеребец”, что уже давным-давно не соответствовало действительности.
Но эти кони более или менее исправно таскали нас по тем дорогам, которые мы выбирали, вывозили мясо из тайги, и не имело смысла упрекать их за то, что они старые, некрасивые или с придурью. Они терпели нас на своих спинах, мы так же терпеливо сносили их несовершенство.
Октябрьский заморозок выбелил траву в моем дворике. Я седлал Малыша, и у нас обоих от дыхания поднимался пар. Воздух был прозрачный, высушенный в горах холодной ночью, и на дальних склонах отчетливо виднелась каждая лиственка. Есть необыкновенная прелесть в каждом начале похода, когда только выезжаешь на широкую поляну в Мычазы и кони сами бегут быстрой рысью. Скоро уже и подъем, — натоптанные коровами тропинки постепенно собираются в одну, которая взбирается серпантином вверх до самой курилки. Здесь можно перетянуть подпруги, покурить, зарядить карабин, а некоторые товарищи порой похмеляются припасенными остатками перед дальней дорогой. Это уж кто как привык.