Новый Мир ( № 11 2000)

Основные мотивы и тональность повествования определены в эссе об узбекском менталитете, которым начинается роман. Приведу две цитаты: “...мир для узбека начинается как Дом, Лад и Семья”, “Дитя растет и, однажды зашагав, в самом начале пути обнаруживает САД. Мир — как Сад — вот во имя чего живет узбек посреди двух гигантских Пустынь...” (прошу поверить на слово — выспренность этих фраз появляется только при цитировании, в контексте она не ощущается). Новая история, определившая необходимость “внутреннего взрыва патриархальности узбекского бытия”, рушит привычный национальный уклад и мироощущение. Мы живем в другом мире, в котором судьба этих жизненных начал выглядит порой драматично (“Дом рушится. Лад исчезает. Семья на пороге распада — но нам еще далеко до конца нашей узбекской фразы, мы еще только в начале пути...”).

Обозначенные здесь темы, повторяю, разрабатываются автором на разных уровнях и материале. Скажем, утрата Дома дана не только как метафизическая проблема, но и на уровне почти буквальном, бытовом. Один из лучших прозаических фрагментов первой части книги — рассказ “Снимем квартиру...” с зауряднейшим, слишком хорошо знакомым многим из нас сюжетом: молодой русско-узбекский писатель с женой и дочкой ищет в Москве жилье. Мотив бездомности разрабатывается не на внешнем, событийном уровне, а через нарастающее ощущение изгойства. Характерна, скажем, проработка эпизодов с шестилетней дочерью автора, кочующей из одной школы в другую. “И сегодня, когда я приеду к 14.00 в школу, она выйдет молчаливая и терпеливая и только перед самым трамваем совсем по-взрослому скажет: „Папа, а знаете, как мне грустно...”” — еще в одном месте отслоился для девочки мир, еще одна дистанция, еще одно одиночество. Девочка только начинает, отец же — на середине этого пути.

В чувство, на котором выстроен рассказ, практически уже не примешивается традиционный для этой темы в нашей литературе мотив обиды (вспомним хотя бы “Мать и мачеху” Солоухина или беловские “Целуются зори”). Здесь другое — почти спокойное, мужественное и жесткое констатирование утраты Дома и Уклада.