Новый Мир ( № 11 2000)

И вот уже на поезд я шел, а мысль глодала: на хрена я приезжал? Ну, исполнил свой моральный долг… как понимал его Гера, — а еще? Что–то должно быть еще — у меня–то? И когда по платформе уже шел, на вокзал оглядываясь, вспыхнуло: Спиртозаводск! В действительности город немного иначе назывался. Не зря съездил. Спиртозаводск!

Входя в прихожую, загрохотал пустыми бутылками. Та–ак!

Жена лежала, распластанная, поверх одеяла, почти уже прозрачная.

— Я не могу жить без Насти! — зарыдала.

— А без этого? — поднял бутылку с тумбочки. — Можешь?

Упала ничком. Хотел я метнуться в ванную — но там кто–то был. Булькал солидно. Дверь распахнулась. Кир появился как немой упрек.

— Если так продолжится, — проговорил он сухо, — она скоро исчезнет! Совсем!

Проводил Кира до метро, шел обратно. Какой–то желтый желвак в тучах прорезался. Вскинул голову туда.

— Послушай… Клянусь! Никогда большеничего

не попрошу у Тебя! Только спаси ее! Помоги!

Огляделся — кругом мусор, грязь, коробки после торговли… увидел старинный люк с чугунной молнией, опустился на одно колено.

— Вот видишь? Стою! И прошу Тебя!! Клянусь, больше не встретимся! Ни по какому поводу! Единственный раз! Честно!.. Буквы? Возвращаю Тебе! Без них обойдусь! Теперь веришь? Спаси ее!

Приближались, галдя, какие–то горцы, я быстро с колена встал, прошел мимо них и еще раз торопливо на колено припал.

Чувствовал — зацепилось, а?! Домой ворвался. Жена, приподнявшись, мутно глядела на меня. Я снова глянул вверх:

— Ну… договорились?

Ворвался в свой подпол — там все гуртом на меня накинулись: Узеев, Мхбрах, Пужной, Маша Котофеева с ребенком, Канистров, Умыцкий, граф Поскотини, доктор Ядоха, Вадим Сопло, Соватти, Блукаев, Аев, Кумстон, Металлиди, Горихвост… Что делать? — у всех вопрос.

Все! Прощайте! Покидал все тяжелые буквы в чемодан, доволок до выхода! Все! Снова на небо глянул — вот!.. Отдаю! Только спаси ее.

Оставляя черную метку по снегу, до помойки доволок. Кинул в уголок. Уходя, пару раз обернулся. И все! Глянул наверх: доволен? Больше у меня ничего нет.

Теперь каждое утро долго лежу. Спешить некуда.

— Ты спишь, что ли, или притворяешься?

Ее голос. Сиплый, грубый стал. Теперь, когда с утра выпивает, уже не веселая, а злая! Что же Он там решил?

— Хотя бы помойку выкинь. На это ты способен, надеюсь?

При слове “помойка” сердце сладко забилось. Как они там — буквочки мои? Да поди уж, наверное, украли красавиц моих!

Вон как дверью жахнула! Ожила? Зато я умер.