Новый Мир ( № 11 2004)

В начале 1890-х годов Горький еще не понимал этого. В очерке “Изложение фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца” (1893) бабушка Акулина названа просто “бабкой”, и никакой идеализации ее там нет: “Пила она сильно и однажды чуть не умерла от этого. Помню, как ее отливали водой, а она лежала в постели с синим лицом и бессмысленно раскрытыми, страшными, тусклыми глазами”.

Сравните это с началом “Детства”, написанным двадцать лет спустя: “...вся сияет, а глаза у нее радостно расширены...”. Бог и человек.

Во-вторых, у Бабушки нет своего Бога.

Мережковский, который пытался в статье “Не святая Русь. (Религия Горького)” противопоставить “Бога Бабушки” и “Бога Дедушки”, несомненно впал в искус язычества и многобожия, но кроме того воспользовался горьковским образом Бабушки в целях осуждения “казенного” церковного Бога, так как сам в это время искал “третью религию”, не совпадающую с “официальным” православием.

На самом-то деле, если внимательно читать повесть, никакого особенного “Бога Бабушки” там нет. Да и откуда бы ему взяться у неграмотной старухи, когда-то вышедшей замуж за грамотного “по-церковному” Василия Каширина? Илья Груздев считает, что замуж она вышла 14 лет от роду, а в одном из писем Груздеву Горький сообщает:

“Бабушка Акулина никогда не рассказывала о своем отце; мое впечатление: она была сиротою. Возможно — внебрачной, на что указывает „бобыльство” ее матери и ранее нищенство самой бабушки...” Что означает — “раннее нищенство”? Значит ли это, что четырнадцатилетняя Акулина Муратова была, по сути, профессиональной нищенкой?

“Хорошо было Христа ради жить...” — так рассказывает она Алексею о своем прошлом.

Так или иначе, но ее поведение еще до краха каширинского благополучия совсем не отвечает поведению супруги цехового старшины, гласного Городской Думы, метящего в ремесленные головы. Не очень понятно ее влияние на детей, о котором с горечью кричит дед Василий. Зато истинно русская “мощная” красота дочери Варвары, у которой “прямые серые глаза, такие же большие, как у бабушки”, тяжелые светлые волосы и свободолюбивый нрав, говорят о том, что эти черты достались ей не от “сухого”, “с птичьим носом” Василия, книжника и начетчика, а от матери-“ведьмы”, Акулины Ивановны. Как и, увы, склонность сыновей к водочке.

Бабушка странно молится, и это объясняет тот факт, что в доме Сергеевых Алексей вдруг целует иконный образ Богородицы — в губы.

“Глядя на темные иконы большими светящимися глазами, она советует богу своему: