Новый Мир ( № 11 2008)

Эта кровавая одиссея закончилась через две недели — был схвачен на казанском вокзале, где он поджидал московский поезд. Как было условлено, в Казань должна была прибыть его спутница, вместе с которой он жил в Москве в безумные дни своего душегубства, — девушка, местная уроженка, совсем еще юное существо.

Газеты приводили подробности — артист оренбургской оперетты, в июле, на гастролях в Казани, сошелся с этой несчастной дурой и посулил ей сцену и славу.

Могла ли она пренебречь своим шансом, дарованной ей возможностью вырваться из надоевшего круговорота, все изменить и переиначить, под музыку Кальмана и Легара войти в незнакомую и пленительную, иллюминированную жизнь, где пенятся страсти, где свет и радость?

Однако в театр ее не взяли, и он уехал с нею в столицу, открыв ей секрет государственной важности: он — тайный агент и обязан выполнить порученное ему задание. Припрятал приобретенный топорик и вышел на большую дорогу. Московские освещенные окна сулили богатую добычу.

Я видел потом его фоторобот. Часами всматривался в лицо, в нем не было ничего живого — какая-то застывшая маска. Иной раз казалось, я обнаруживаю нечто похожее, и оживало казанское лето, лиловое небо над Благовещенским собором, гостиничный холл и силуэт, перемещающийся в пространстве.

Он или нет?

Я и не смог, и побоялся себе ответить.

Но я отчетливо слышал голос, нервный, обиженный, неумолкающий, слышал, как он почти изумленно, горестно вздохнув, произносит: разве я знаю себя самого?

Июнь 2008

American Poems

Боде Вероника Николаевна родилась в 1961 году в Москве. Поэт, прозаик, журналист. Закончила филологический факультет МГУ. Автор двух поэтических сборников.

В первой половине 1990-х годов издавала газету “Гуманитарный фонд” и “Новую литературную газету”. Работала в телекомпании “НТВ”. В 1996—1997 годах жила в США.

С 1994 года сотрудничает с радиостанцией “Свобода”. Живет в Москве. В “Новом мире” печатается впервые.

 

 

*       *

  *

А по Бронксу летит тополиный пух,

как летает пушистый смех.

И иные кусты — соболиный мех,

а иные — как Бог, как Дух.

И уже на пляже, на простыне,

у когтистых и льдистых вод

замираешь, как капля на полотне,

опрокинувшись взглядом в небесный свод.

И уже все смешалось, и не постичь,

как случалось до этих пор:

это Брайан-парк, или Брайтон-Бич,

или просто Серебряный Бор.

И уже дохлестнулся сюда прилив,

жадно слизывая с песка

спички, шкурки бананов, косточки слив:

всё, — до нитки, до волоска.

Лето 1996, Нью-Йорк

 

 

*       *

  *

В безумном покопается мешке

и вытащит блокнот или конфету.