Новый Мир ( № 11 2008)

Агрессивная нотка, проскальзывающая в названии книги — “Как мы бомбили Америку”, — тоже оборачивается смехом. Юкка просыпается ночью якобы от бомбардировки и обнаруживает, что кровать трясется из-за баловства приятеля. “„А я… а я думаю, все, хана, ядерная война! Думаю, что первым спасать: бабло или тебя! Ха-ха-ха!!! Бомбардировка!!! Ха-ха-ха! Как мы бомбили Америку!” Мы хохотали, как сумасшедшие”.

В персонажах Снегирева очень живо обнаруживается граничащая с наивной сентиментальностью романтика, в самом расхожем смысле этого слова. Вот у друзей возникает мечта устроиться мойщиками окон небоскребов: “Сидишь себе в люльке на высоте птичьего полета и драишь стекла, за которыми подписываются контракты, решаются чьи-то судьбы или происходит любовная игра”. Саша восторженно любуется прекрасными видами: “Вдруг, прямо на глазах, луч заходящего солнца раздвинул облака и осветил долину золотисто-розовым. Время остановилось. Картинка замерла. Орел повис в небе, пронзенный лучом. Я понял — Господь здесь”.

Сентиментальность и смех оказываются своеобразной цензурой: ситуации, затрагивающие межнациональную вражду, расизм, моральную распущенность, зачастую помещены в шуточный, курьезный контекст. Например, ребят подвозят признающие только англосаксов жители американской глубинки, так называемые “реднеки” (“Мы против освобождения черномазых из рабства. Белая сила! Понятно?!”), один из которых индеец, а другой, что еще более нелепо, — мулат. Несуразица, смехотворность такого сочетания “убивает” негативные убеждения этих странных людей. То же самое с греком Лаки, хозяином отеля, в который устраиваются Юкка и Саша. Он тоже “реднек”, и это тоже смешно: “Как можно быть греком по крови, православным по вере и реднеком по убеждениям?” — удивляется Саша.

Всерьез, без всякой иронии, а, напротив, с упомянутой сентиментальностью в книге описана лишь недолгая стычка между самими героями. Эстонец Юкка, чью семью посадили на платформу и отправили в Сибирь (где у мамы выпали зубы), выговаривает Саше: “Гитлер со Сталиным разделили Европу. Твой дед ничем не отличается от немцев, которые въехали на танках в Польшу или во Францию”. Однако объяснение заканчивается примирением: “Старик, не злись… Что было — не вернуть… Мы же друзья… Они были врагами, а мы друзья…”.

Тяжелое, серьезное, нецензурное в книге обыгрывается и становится по-детски невинным. Сквозь низкое проявляется высокое (дружба, открытость миру, жизнеутверждение). Тучи рассеиваются, и светит солнце. Делается

хорошо.