Новый Мир ( № 11 2012)

Воистину, герой так герой. Не случайный самодвижущийся объект в случайных исторических обстоятельствах. А дух. Человек-гимн. Который всегда, который везде и неизменно со своим народом. Неразлучно. Там, “где в цветах весною сад и земной рай видит взгляд”. Смешной Арне Новак. Одновременно и Писарев и Добролюбов. Вообще, смешно любое долженствование, диктат и заданный ранжир, особенно в литературе. Где писатели хотя и гады, безусловно, но не классифицируются так просто, как пресмыкающиеся у Линнея. Писатели, если, конечно, правильные, это такие существа, которые выбалтывают то, чего бы вовсе не следовало, признаются в том, в чем вообще не хотелось бы. Вот почему на самом деле самые лучшие из них, самые прекрасные обычно не милы своему собственному народу, не любезны так, как любезны, может быть, несопредельным вовсе тунгусам и друзьям степей калмыкам.

Да, чехи не любят Гашека. Чем дальше от земли, чем ближе к небу, тем больше. Не любят как внезапно заговорившую часть собственного тела. Руку или нос. Ту самую гнусную плоть от плоти, кровь от крови. Но это так естественно, французы ненавидят Луи Селина, а каждый второй русский с университетским дипломом без всяких колебаний скажет, что “Москва — Петушки” — непередаваемая, недостойнейшая мерзость. Больничный лист должен остаться под замком, а писатели лишены средств производства, а еще лучше — и существования. Возможно, вековая мечта народов вот-вот сбудется. И очень может быть, еще при жизни нынешнего поколения. Все к тому. И на лужочке, в рощице, к которой наконец-то зарастет народная тропа, будет забыто и заброшено много-много всякой прекрасной всячины, и среди прочей — великий чешский роман “Похождения бравого солдата Швейка”, в котором так и не будет определена герою отправная точка, место, “где дом мой”.

По мере развития действия романа, уже в третьей части и четвертой, бравым солдатом еще, как бы между делом, дважды будут названы точные адреса, на сей раз в Новом Городе, перевод Богатырева:

“Когда я жил на Опатовицкой улице…

На четвертом этаже я жил за год до этого на Кршеменцевой улице…”

Но точно так же, как и абстрактные Винограды, все это в давно прошедшем времени, когда-то, было и прошло, а для настоящего у Швейка припасено лишь замечательное, созвучное несуществующему углу Катержинской и На Бойишти, указание, и снова ПГБ:

“У нас на улице, у кондитера Бильчицкого…”