Новый Мир ( № 11 2012)

Бильчицкого! Кондитера, которого ни один гашековед и по сей день не может найти ни в одной адресной книге старой Праги. Это значит “среди чехов дом мой, среди чехов” в прямом и переносном смысле.

Березу Среднерусской возвышенности можно любить, а можно и нет. Ей это все равно. Она тут растет. Точно так же и хорошая книга. И гимн, конечно. Они тут растут. И будут. Из самого сердца. А если ему, мерно стучащему, не прикажешь любить свой собственный побег или же нет, так и наплевать.

Незабытая мелодия для афганской флейты

Олег Ермаков. Арифметика войны. М., «Астрель», 2012, 350 стр.

 

Волною моря пена рождена,

И пеной прикрывается волна.

Так истина, как моря глубина,

Под пеной притч порою не видна.

         Джалал ад-Дин Руми, «Маснави-йи-Манави»

 

«Арифметика войны» вышла из печати только весной 2012-го, хотя первый открывающий книгу рассказ «Блокнот в черной обложке» появился на страницах журнала «Октябрь» почти четыре года назад. Рассказ Олега Ермакова для читателей — поразительный, революционный.

Имя Олега Ермакова — символ афганской прозы рубежа 80 и 90-х. В 1994-м Ермаков издал свою самую знаменитую книгу — роман «Знак зверя»

[1]. Его предварял эпиграф из «Откровения Иоанна Богослова» о «поклоняющихся зверю и образу его» и «принимающих начертание имени его». И зверь тот, понятно, не только Советская армия, а сама война — несправедливая, бесчеловечная, бессмысленная. Критики точно нашли место молодого писателя в истории литературы, не русской даже — мировой: «…роман Ермакова замыкает некалендарный XX век с тем же правом, с каким открывали его романы Ремарка и Хемингуэя о Первой мировой и с каким обозначили его переломную средину военные романы Бёлля…»[2]— писала Ирина Роднянская.

Счастье — не попасть на войну. Не только потому, что душман может снести полголовы пулей из тяжелого «Ли Энфильда» или прошить очередью из АК-47  китайского производства. Страшно идти на смерть, но страшно и самому стать убийцей. Солдат в ранних вещах Ермакова — преступник. Да, войну начали сановные старцы из Политбюро, а боевые операции планировали генералы, но претворяли их замысел в жизнь простые солдаты и офицеры, именно они — убивали. Вот герой «Последнего рассказа о войне» смотрит на военного летчика, что разместился за соседним столиком ресторана, и гадает: а воевал ли он в Афганистане? Может быть, не воевал, не бомбил кишлаки и караваны, и тогда «воспоминания о войне не пронзят его простым вопросом: зачем я делал это?».