Каким-то образом “нежность к миру” и ощущение “сплошного счастья” сочетаются у героя Прилепина с брутальной потребностью самоутверждаться путем стрельбы куда угодно и готовностью ударить неугодного ногой. Что ж, культ счастья, здоровья, силы не так уж редко соседствует с идеей такой переделки мира, чтобы в нем туго пришлось всем, кто не отвечает этим меркам. Пути к счастливому сверхчеловеку предлагались разные. Я же слишком хорошо помню литературного героя эпохи государственного оптимизма, испытывающего нежность к миру пополам с классовой ненавистью, чтобы безоглядно очаровываться этими парадоксальными сочетаниями.
Большой Чуковский
Крючков Павел Михайлович — литературный критик, звукоархивист, музейный работник. Родился в 1966 году в Москве. Закончил факультет журналистики МГУ, работал в редакциях многих газет и журналов, на радио и телевидении. Научный сотрудник Государственного литературного музея (отдел ГЛМ — “Дом-музей Корнея Чуковского”); литературный обозреватель “Радио России”, ведущий совместного с редакцией журнала “Новый мир” поэтического проекта “Строфы” в православном журнале “Фома” и руководитель аудиопроекта “Звучащая поэзия”. Лауреат телевизионной премии “Тэфи-2004” и премии “Нового мира” за 2006 год.
30 мая [1907]. Чуковскому — 23 года, жена, двое детей. Талант, и искренний.
Алексей Суворин. Дневник.
Уходящий год собрал богатый книжный урожай отечественных мемуаров, дневников, “воспоминательной прозы” и эпистолярной литературы. Тем, кого волнует судьба документальной, условно говоря, словесности — как современность, так и ретроспектива, — было о чем и говорить, и писать. Удачно найденный оборот, ставший определением жанра и обозначением расширяющегося литературного поля, “non fiction”, несмотря на всю свою “иноземность”, заслуженно стал новой отечественной лексемой, и мы вряд ли дождемся того, что русский эквивалент, звучащий как “непридуманное”, так похожий на название раннеперестроечной газетной рубрики, вытеснит иностранца. Ему уже расчищено место в новом издании словаря иностранных слов и выражений, а я могу лишь гадать, как отнесся бы к нему, скажем, литератор Корней Чуковский, сооружая в свое последнее десятилетие книгу о русском языке “Живой как жизнь”.