Жизнь между тем продолжается — выбросился из окна немолодой отец семейства.
— Вокруг столько горя, а мы завтракаем…
— Это такая
дэструкция…Скинхеды забили насмерть кавказского торговца.
— Господи, какой ужас, какое позорище на весь мир!..
— Все упирается в проблему
идентичностииаутентичности...— Они допрыгаются, что мы тоже возьмемся за кинжалы!
— Я близ Кавказа рождена… — бормочу я.
— Да! — сверкает вороненой сталью черкесских очей Гришка и снизу вверх рассекает воздух диковато-красивым ятаганом носа. — В такие минуты я чувствую, что я одна из них! А что, это не такое сложное дело — узнать, где они собираются, эти крысята…
— Ура, и смолкло, вон кинжалы…
— Неужели вы можете читать Лермонтова? — приятно изумился такому наивному анахронизму мой богоданный сынуля.
— Почему бы и нет?.. — в сторону, чтобы не вдохнуть дух мертвецкой, вздыхаю я. — У него можно отыскать эмбриональную децентрированность в метатексте.
— Лермонтова сегодня читать невозможно, — спешит известить меня претендент на его наследие. — Это фигура чисто архетипическая —
вечный юноша. Правда, у него есть одно приличное стихотворение, “В полдневный жар” — там неплохо организованакольцевая композиция.Убийство кавказца не вызывает во мне гнева — только отчаяние. Я ощущаю, что имею дело с неодолимой силой — силой тупости, поднявшейся на борьбу за какую-то захватывающую химеру. А вот убийцы красоты, вроде избранника моей дочери, — он-то бы сразу просек, на что он руку подымал, если ему отсечь эту самую конечность. Испытывал ли я в тот миг ненависть к нему? Нет, погружаюсь я в гипертекст, это было только непризнание людьми этих существ, желание истребления которых, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.
Но я же мужчина, а не баба: не можешь убить — храни невозмутимость.
И в моем лице не дрогнул ни один мускул, когда моя дочь — редчайший случай — не согласилась со своим объектом познания.
— Нет, у Лермонтова интересна еще и садомазохистская интенция.
“Интенция как импотенция”.
— Лермонтов скорее гомосексуален, его садомазохизм есть
ментальная фикция.“Фикция как дефекация”, “Фаллоцентризм как омфалоцентризм”, “Логоцентризм как эгоцентризм”, “Завтрак с упырями”, “Патологоанатомы на конкурсе красоты”… Нет, дело гораздо хуже: те оценивают прекрасную грезу мерками безобразной правды, а эти стараются уничтожить прекрасную ложь тоже ложью, но только отвратительной.