Новый Мир ( № 12 2008)

Жилин же — офицер, хоть и строительных частей, бежать ему некуда, только приспосабливаться к войне. Он и приспосабливается. Сам Дудаев стал “повивальной бабкой” его торгашеского таланта. Это Дудаев подсказал складскому майоришке мысль построить дом на русской реке: “времяш”, оставленный сбежавшими штабными полковниками охранять склады, чтобы было на кого свалить вину за грабеж, и думать не думал о том, что будет после войны; ему бы выжить. Тот же Дудаев невольно подсказал и путь, как добыть средства для этой стройки: надо продавать то, что охраняешь (а Жилин был поставлен во главе армейских складов). Но развернулся Жилин лишь во время второй чеченской. Он не стал торговать оружием — слишком опасно. Он создал более скромный, но и более надежный бензиновый бизнес. Оказалось, что на этой войне слово “дам” ни военные, ни чеченцы не понимают. Они тут же начинают требовать еще больше и совать в ухо пистолет. “Но если я им говорил — да, я дам солярку, бензин, другое-третье, но ты заплати <…> оказывалось, что меня понимают и меня слышат”. Так Жилин стал брать себе каждую десятую бочку бензина с тех, кому он обязан был бензин доставлять бесплатно, а образовавшийся излишек стал продавать.

Если смотреть на маканинский “Асан” как на роман о чеченской войне, то на первый план неизбежно выйдет фабульная линия, в центре которой Жилин-складарь, Жилин-ловкач, оборотистый майор, умеющий на федеральном бензине денежку делать. От Жилина, по версии Маканина, зависят все: разбросанные по Чечне военные части федералов, боевики, которым он время от времени подкидывает несколько бочек бензина, чтобы они не перехватывали его товар, мирные чеченцы, которые не могут без жилинской солярки-мазута даже вспахать свои поля. Его уважают, его боятся, его почитают. “Только выйду в Грозном из машины, старик-чеченец стоит поблизости и ловит мой взгляд. Старики подходят. Прямо на улице. Просят горючее — Сашик,

солярки мало-мало…А у них на носу, скажем, посевная!”. Жилин дает понемногу, чтоб самому не в тягость. “Что за бизнес без мелких связей”. Но все равно в глазах этих чеченских крестьян он сделался чем-то вроде бога. Недаром они называют его Асан: то ли сокращают имя-отчество Александр Сергеевич горской скороговоркой, то ли уподобляют Асану — древнему языческому божеству, которому, как объясняет увлекшийся древней историей Кавказа генерал Базанов, в древности поклонялись чеченцы.