Новый Мир ( № 2 2008)

Прощальный номер выпущен в январе 1897 года. Там автор объясняется с “подписчиками”, уговаривающими его “продолжать начатое дело, которое пользуется таким единодушным сочувствием общества”. Полная иллюзия “общественного” пафоса, игровая ирония почти неощутима.

Своеобразную школу рутинного профессионализма Блок проходит в отроческие годы, оставляя ее на пороге юности.

Тридцать семь номеров журнала уцелели. Комплект хранится в архиве Института русской литературы, в ледериновой папке с золотым тиснением: “Редакция журнала ВЕСТНИК”. И снизу справа: “А. Блок”.

 

6. ИГРА В ТЕАТР

Летом 1897 года во время поездки в Германию Блок заполнил анкету под названием “Признания”. И вопросы, и ответы написаны его рукой.

В пункте “Мое любимое занятие” значится: “Театр”. В пункте “Чем бы я хотел быть” — “Артистом импер. театров”. На вопрос “Каким образом я желал бы умереть” — ответ: “На сцене от разрыва сердца”.

Театрально. И по содержанию, и по форме. Свидетельство природной причастности к стихии лицедейства.

Как все начиналось? Уже в отрочестве, после самых первых зрительских впечатлений, Блок затевает собственные сценические пробы.

В январе 1894 года он смотрит в Александринском театре спектакль “Плоды просвещения” по пьесе Льва Толстого. Больше всего ему нравится сцена спиритического сеанса (иронически поданная мистика — это потом отзовется в “Балаганчике”). По сравнению с драмой балет “Спящая красавица”, увиденный чуть раньше, — “скука и гадость”.

Летом 1896 года в Шахматове он затевает представление — “Спор древних греческих философов об изящном” Козьмы Пруткова. Выбор весьма своеобразный. Произведение сверхкороткое: не более чем на три-четыре минуты сценического времени. Два героя, Клефистон и Стиф, по сути, ни о чем не спорят, а обмениваются сверхбанальностями: “Да, я люблю и Лесбос и Парос”. — “Да, я люблю Пропилеи”. Оба постепенно разгорячаются. Один “со злобой” восклицает: “Ем виноград”, другой “с гордостью” отвечает: “Я ж охотно треплю отрока полные щеки”. В чем смысл пьесы?

Это тотальная пародия: на исторические стилизации, на эстетизм, на условность драматургической формы, наконец, на театр как таковой. Абсурд, предвосхищающий Хармса и Беккета. И такой текст, разрушительный для театральной условности, привлекает внимание юного постановщика и исполнителя. Его вера в театр изначально проходит испытание кощунственным сомнением в реальности этого летучего искусства.