Новый Мир ( № 3 2003)

Почему-то ветераны не вспоминают о природе: о птицах, деревьях, цветах. Говорят, что это не сочеталось с войной. Война и цветы... Смерть и зеленая полянка... израненное дерево... Верно — не сочетание с войной, а протест этому противоестественному состоянию... Звезды, лес, рассвет, птичья песня, окровавленный снег, полянка с ромашками, и на ней... убиенный воин... Такая боль на сердце! Природа страдает вместе с людьми. Так хотелось посидеть в тихом лесочке на пёнышке, забыть о войне, очистить душу и выплакаться, помечтать о послевоенном времени, о мирной жизни, тишине...

Работа, работа, переходы, переезды, постоянная учеба в периоды затишья: уставы, наставления, изучение винтовки, строевая подготовка и т. д., — это чтобы мы “не размагничивались”, не тосковали, “романов не заводили”. Но ведь мы были молодые, значит, были улыбки, влюбленности, обретения и утраты, встречи, расставания.

В МСБ мы жили (спали) в палатках, в атаки не ходили, но страшно много работали в разных прифронтовых обстоятельствах. Передовая от нас — от одного до пяти — восьми километров в зависимости от продвижения и количества раненых в нашем лагере.

Где-то вычитала: “Столько было раненых, что казалось — весь свет уже ранен...” Верно!

На одной из ветеранских встреч стали вспоминать наш быт, и кто-то красиво стал говорить о тех минутах на войне, когда соприкасался с природой... то другой со злостью опроверг: не видел, не чувствовал, не соприкасался... я воевал, убивал, стрелял, сам был ранен и “убит”...

Нет, и там, в аду, кто-нибудь умел увидеть ромашку на бруствере, услышать птичью песенку... но таким было еще труднее... очищение души природой на миг, а тут же смерть кругом...

Зачем? Кошмарная реальность... Страшная реальность и в МСБ всю войну: сильные, красивые мужчины, превращенные войной в инвалидов, нередко — в обрубков.

Как я испугалась, впервые увидев в развороченном животе раненого белых юрких жирных червячков — множество... Врач сказал: это как раз и неплохо — они уничтожают заразу...

Какое трудное, до пота, дело — раздеть раненого так, чтобы не усилить его страданий. Приговариваешь: “Не напрягайся, не бойся; я все сделаю сама, осторожненько, я не буду тебя двигать — просто разрежу одежду и чуть приподниму тебя и освобожу, как ребенка из распашонок...

А он: “Где силенок-то берешь, ангел белый фронтовой?”

А у фронтовых прачек (банно-прачечный отряд) — тоже “своя война”. Ох, каторжная!!!