Новый Мир ( № 5 2003)

Читая этот действительно нескончаемый текст, я испытываю не только эстетические преткновения от промахов и бестактностей даровитой все-таки повествовательницы, но и тяготу, тяжесть особого рода: когда тебя, как теперь выражается молодежь,

грузят

— грузят посторонним твоей душе, а деваться некуда, ибо чужой опыт внедряется в тебя с неподдельной экзистенциальной энергией. Опыт этот — и интересен, как бы ни была насильственна процедура его впрыскивания.

Мимо этого доподлинного опыта прошла не только ироничная обозревательница, но, мне кажется, и безусловный апологет романа К. Азадовский, который в своей до крайности политкорректной (“не оскорбляющей чувств верующих”) рецензии свел его содержание к горстке интеллигентских трюизмов: свободная творческая личность (“особого склада”) не может вписаться в авторитарную иерархическую организацию, будь то государство или церковь, и... да это, впрочем, и все1. Несмотря на то, что рецензент захвачен пейзажем души героини и ее визионерскими дарами, сравнивает ее с Жанной д’Арк и пророком Иезекиилем, он представляет нам “Лавру” как заранее просчитываемый

идеологический роман.

Каковым “Лавра”, впрочем, и является — в верхнем, отчетливо осознаваемом рассказчицей срезе. “Самая молодая и красивая” героиня окружена тремя влюбленными в нее или вожделеющими к ней мужчинами, назначенными знаменовать три течения в интеллигентных кругах семидесятых годов. Муж — фарисействующий неофит, сочетающий карьерные желания с елейным умилением по поводу новой церковной пристани (и вдобавок утаивающий от церковного начальства свое двоеженство); он ни разу не назван по имени, что подчеркнуто и имеет свой смысл, — эдакий муж, объелся груш. Далее, любовник — диссидентствующий западник, мечтающий любой ценой вырваться из “этой страны” (притом, будучи филологом, работающий в суперзакрытом НИИ — чего не бывает? — и даже проводящий там “политчасы”). Наконец, друг семьи и исповедник четы, отец Глеб, молодой священник из “университетских”; он особо жесток со своей духовной дочерью, которая в свою очередь дразнит его смутительными речами, слетающими с соблазнительных уст.