когда на звёздчатые огни
смотришь — то бишь на зыбь морскую
в октябрьские с поволокой дни...
С этюдником схожий ларец рыбачий.
Спиннинг невиданной длинноты
клoнится над прибоем, значит,
следует ждать рыбарю удачи.
Знаешь ли ты...
Там, заглядевшись в любви последней
на в скалы впившуюся сосну,
под козырьком я скалы соседней,
поджав колени к груди, — усну.
31.Х.2007, Cassis.
* *
*
В полузабытой империи
что нашей юностью двигало?
Улица и кинозал.
Набриалиненный жигало
у онемевшей Кабирии
сумочку там отнимал.
Долгой зимою цинготною
в ленте с печальным концом
как не оплакать залётную
птицу с белёным лицом?
Как она с миной болезною
вдруг поняла наконец,
что на плато перед бездною
с нею не друг, а подлец.
В эту минуту готовое
броситься на остриё
в тощей груди бестолковое
сердце мужало моё.
И неизвестные дивные
там громоздились вдали
снежные кряжи обрывные —
кардиограммы земли.
Март 2007.
* *
*
Мы смолоду были с тобой самородки,
но вот оказались на дне —
твоей нерасчётливо скорой походки
отчасти, считай, по вине.
Ведь помнишь, как, бодро шагая вначале,
ты вдруг задохнулась в пути:
— Россию, которую мы потеряли,
уже никогда не найти.
Я был только автор ненужных нетленок.
Ты — русая птица ночей.
Зачем же тогда в либеральный застенок
таскали выпытывать: чей?
Когда, прокурорствуя, Пемзер в колонках
мне на спину вешал туза,
возилась со мной ты, что с малым ребёнком,
рукой прикрывала глаза.
...Два лебедя здешних куда-то уплыли,
лишь домик понтонный стоит.
Запутаны кроны плакучие были,
как старые сети, ракит.
Да разве нет хлипкой надежды на чудо,
на новый лимит бытия?
И у новодевичьих башен: — Откуда
ты знаешь? — упорствовал я.
Хранятся у Грозного в библиотеке,
которую всё не найдут,
прижизненное руководство Сенеки,
как с жизнью прощаться должны человеки,
и
Хроники будущих смут.* *
*
Кленовый лист попытался в фортку
проникнуть было — и с глаз исчез,
ушёл куда-то на дно, в подкорку,
плавильню сумеречных словес...
Физалиса огоньки под снегом —
как будто связь с отдалённым брегом.
Зато синицы и зимородки
все из одной небольшой слободки.
В посёлках большего же охвата
во тьме накат и обрывки мата.
В хронометрические мгновенья
необратимые измененья
там происходят с венцом творенья.
...Сердце зовёт на светлую с тёмной тропки,
тропки с палым листом — на снежную до границ.
Скоро десять лет, как убит кулинар Похлёбкин
у себя в Подольске.
И никто не ищет убийц.
* *
*
Поклёп на правду — что мы болтливы,
на безответные испокон,
как в старину говорили, нивы
и легендарный вечерний звон.
Ведь не случайно в земном прилоге,
видать, не светит уже сквозь хмарь