— Кстати заметить, меня давно занимает один вопрос... За что Бог выгнал первых людей из рая? За что Он их выгнал, если при сотворении человека Он, например, дал Еве все средства к деторождению, ну там евстахиевы трубы, молочные железы... — ну за что?!
Вера умоляюще оглядела компанию, затем встала из-за стола и включила свет.
У ворот Симоновичей со скрипом тормозит “газик”, принадлежащий одному чудаку из соседней деревни Ванино, по фамилии Молочков, который держал кроличью ферму, с десяток пчелиных ульев и промышленный огород. Он еще у калитки выбросил сигарету и, подойдя к веранде, долго снимает допотопные рыжие брезентовые сапоги.
— С чем пожаловал? — спрашивает его Петр.
Молочков деликатно пристраивается с краю стола и отвечает:
— Да вот хотел спросить: вам крольчатина тушеная не нужна?
— Вроде бы не нужна...
— Тогда больше вопросов нет.
— Ну, во-первых, — заводит Иван Иванович, — Бог не за инцест выгнал первых людей из рая, хотя, наверное, отчасти и за инцест. Он их главным образом отправил в ссылку за то, что они познали добро и зло.
Вера спрашивает:
— И как это прикажете понимать?
— А хрен его знает, как это понимать!
Молочков аккуратно берет со стола кусок черного хлеба и говорит:
— Рожь нынче в сапожках ходит.
Петр интересуется:
— Ну и почем нынче на рынке рожь?
— Три с полтиной за килограмм.
— Я когда была в Атлантик-Сити, — вступает Маша, — то обратила внимание, что в Америке безумно дешевые продукты питания, особенно мясо и молоко. Но черного хлеба там правда нет.
Сережа Чижиков говорит:
— Я думаю, это так следует понимать: дергаться не надо, то есть всякая деятельность, поступки, устремления — это только себе во вред. Вот, например, дети — они ничего не делают, между тем природа не знает существа более счастливого, чем дитя. Стало быть, идеальная метода существования такова: нужно расплеваться, насколько это возможно, с внешними формами жизни и уйти в наслаждение от личного бытия. И ведь действительно счастье — это очень просто: счастье есть разум с его волшебными возможностями все квалифицировать и, как следствие, примирить.
— Кстати о детях, — говорит в свою очередь Иванов. — Вот лингвисты до сих пор не могут постичь феномен детского языка. Общеизвестно, что почти каждый младенец изобретает свой собственный язык, не имеющий ничего общего с родовым. Но ведь это нонсенс, чудо, это значит, что каждый сосунок — некоторым образом демиург!..