Не знаю почему, но с того дня, а вернее, вечера я Сонечку стал любить больше, чем Игорька. Хотя должно было бы быть наоборот. Сонечке предстояла долгая жизнь, ей, скорее всего, судилось быть матерью, продолжить род. Игорек же умирал в четырнадцать лет. Конечно, было бы жестоко, зная об этом, не развивать его. Но зачем? На этот простой вопрос я не мог ответить. “Папа, а когда я вырасту, я полечу на самолете?” — “Да, Игорек, да”. Что он успеет в жизни? Успеет ли полюбить? Что успеет узнать?
Не было денег, и я пошел на биржу труда. Мне предложили за копейки работать для одной фирмы. Нормальных денег сразу не дает никто. Вот если честно послужишь, тогда, быть может, постепенно начнешь получать нормальные. В этом был какой-то абсурд: зная, что я через шестнадцать лет умру, идти работать за копейки. Но хлеб, который надо было кушать, стоил именно копейки...
Лена, приходя с работы, падала на кровать и лежала полчаса — так уставала. Чем меньше получаешь, тем тяжелее вкалываешь. На что тратим свою жизнь? А что делать? Маленькие деньги зарабатываются большим трудом, а большие деньги... тоже большим трудом, но иного рода. Но куда нам до больших!
Неожиданно к нам приехали мать с отцом, мои. Мать умрет через год, отец — через три. А говорили они о какой-то капусте. Потом отец сказал, вставая: “Я тебя предупреждал, что твоя профессия никому не нужна, а ты меня не слушал”. Почему он такой злой? Ведь ему всего три года осталось. Мать все жаловалась на сердце.
Сонечка, которая проживет восемьдесят четыре и увидит конец следующего столетия, училась ходить, держась за палец бабушки.
В четверг позвонил Перитурин и позвал на рыбалку. Я ожил, решил отпроситься с работы. Знал, что посмотрят косо, но не мог не поехать.
На рыбалке было прекрасно. Перитурин поймал восемь карасей, я три окуня и четыре карася.
— Коля, живем! — сказал мне Перитурин.
— И как если бы никакой “Книги судеб”!
В кустах заливались птицы, ветерок гнал к нашим ногам мелкие волны.
— Красотища! — сказал Перитурин.
— Да.
— А может, все это мура? — сказал Перитурин.
— Что?
— Ну, книга эта. Я думаю, что мура.
— Ну сказал... — Я поднял голову и посмотрел на него: — Ни одного исключения.
— Пока... — Перитурин поменял наживку. — До пятницы все будет сбываться, а с субботы перестанет.
— Как?
— А что, не может так быть?
И он, размахнувшись, закинул удочку подальше.