Новый Мир ( № 6 2000)

Умница, редкостная женщина, в чужие зоопарки, леса, заповедники и цирки могла входить так, что угрожающих стоек звери не принимали, продолжая нежиться под солнышком, и если поднимались на лапы, то для того лишь, чтоб подойти к незваной пришелице и лизнуть руку. И все же — как ей тяжко пришлось в Штатах! Полгода ухлопала, приручая соседей — сквалыг Дентонов и ханжей Гокинсов! И намного дольше — прорывая эшелонированную оборону Американской ассоциации супружеской и семейной терапии, весьма не жаловавшую дипломы иммигрантов. Чужаков нигде не любят, а в консультанты–психологи даже не всякий американец после интернатуры принимается, с лицензией в штате Иллинойс еще и свои трудности. Но — приняли, но — полюбили, и бок о бок живший с дипломированным психиатром Бузгалин не мог не спрашивать супругу о том, что такое мозг, и она отвечала... А однажды — умолкла, приказав ему никогда не задумываться над бурями и штилями в чужих и своих извилинах. Произошло это после того вечера, когда пожаловала к ним гостья, давняя пациентка, женщина лет двадцати пяти, у нее были когда–то какие–то неврозики, неопасные фобии, и Анна вместе с нею шарила по пыльным углам ее памяти, что–то заодно корректируя. И нашла — забытый разговор родителей (а как не забыться: те при младенце решали, куда спрятать завещание). Женщина не поверила, но год спустя перетряхнула сундучок в спальне, с этим–то известием и прикатила, после чего Анна надолго замолчала, а когда все–таки Бузгалин поинтересовался как–то, а что все–таки хранится в мозгу, она ответила тихо: “Все”. Он переспросил с уточнением: что именно откладывается в извилинах от года к году, и Анна вновь ответила: “Все... И не от года к году, а от века к веку...” И глаза ее стали такими, что заглянешь в них — и голова кружится, будто над тобою черное ночное небо и стало известно, что звезд больше не будет.