Ничего, кроме осознания себя — поэтом, способным увидеть небо в толще земли; себя — голосом этого органического в своей перевернутости мира. Поэтическая мысль здесь, пожалуй, — единственное, что придает общность деталям истории, мироздания, человеческой прозревшей души. Об этом запредельном единстве — любовная лирика Кабанова: “Так нежно пахнут звездные глубины / подмышками твоими голубыми…”, об этом — вся его внутренняя творческая философия. Центр космической системы принадлежит поэту, переработка сведений, поступающих извне, — поэтической мысли, процесс перевода сущего в печатные знаки — речевому аппарату, встроенному в механизм бытия. Мир для современного героя в поэзии есть во многом система таблиц и знаков, набор сведений о реальности; если кто и способен перевести этот свернутый, сжатый в кодовый файл материал в текущую жизнь, так только поэт. Его роль в этом случае — подобрать программу для вывода всего, что творится внутри, на “окно монитора”. Таблица действительности, мысль о действительности… Впрочем, яснее всего метафора жизни как космического письма, а собственной поэтической работы — как расшифровки этой онтологической графики удается Кабанову не в программно сконструированных, но в так называемых “тихих”, лексически оформленных более традиционно стихах:
Открывая амбарную книгу зимы,
снег заносит в нее скрупулезно:
ржавый плуг, потемневшие в холках — холмы,
и тебя, моя радость, послезно…
…………………………………...............
Одинаковым почерком занесены
монастырь и нечистая сила,
будто все — не умрут, будто все — спасены,
а проснешься — исчезнут чернила.