“Я не Бог весть какой знаток и любитель поэзии. Есть современные поэты, чье творчество мне интересно, это — Шиш Брянский и Всеволод Емелин. Эти люди пишут те стихи, которые мне хочется учить наизусть — мой основной критерий приятия чьего-то поэтического творчества. Кстати, очень нравятся пелевинские и сорокинские стихи в романах. С прозой, по-моему, все благополучно. Лет через десять это время назовут расцветом 2000 годов. С полдюжины только действующих классиков, вроде Сорокина, Пелевина, Лимонова, Проханова, Мамлеева. Если оглянуться на девяностые годы или восьмидесятые — прогресс фантастичен. Безусловно,
расцвет”.
“Теоретически нынешняя литературная вечность велика, ее пространства грандиозны, и всем хватит места. Это уже не рай иеговистов для ста сорока тысяч спасенных.
И этой вечности теоретически хватит на всех нас, и в ней все „спасутся” и заодно потеряются. Мало кто верит в бессмертие души, а только надеется на бессмертие культуры, которая сохранит и донесет в виде текстов грядущим поколениям. Можно предположить, что большие шансы на „сохранение” имеет тот, за кем будет стоять информационный ресурс, сервер, электронный сетевой рай. Художественная вечность образца девятнадцатого века и вечность двадцать первого века — это разные объемы, в которых критерий сохранения — не обязательно литературные достоинства текстов. Если я тебе сказал: „Останутся Лимонов, Распутин, Белов, Бондарев, Пелевин, Сорокин, Мамлеев, Проханов” — то это, скорее, мое пожелание. Потому что эту новую вечность хрен поймешь. Может, в ней останутся Донцова, Робски и Багиров, точнее не они останутся, а их оставят — те, кто будут системными администраторами у вечности через сто или двести лет”.
Александр Елисеев. Сверхполитика для внутрьдержавы. — “АПН”, 2008, 11 марта .