А потом Домбровский отложил «Рождение мыши» — и дальше стал писать уже только про изнанку этого мира. На его солнечную сторону — на то, что можно было назвать солнечной стороной, — он больше не возвращался, оставив будущих археологов и литературных рецензентов разбираться, что это был за сосуд, как оказался он в занесенных песками руинах крепости и как в него попали все эти кости.
Елена МИХАЙЛИК
Австралия, Сидней
[1] В ранней редакции «Королева Елизавета I».
[2] Лесоповал как локация и занятие придает сцене подлинно вневременной и внепространственный характер. Конечно, и заключенным немецких «ка-цетов» доводилось валить лес, однако у российского читателя лесоповал ассоциируется с несколько иными организациями, о чем автор был превосходно осведомлен, — и двусмысленность эта его, вероятно, устраивала.
[3] Впервые замечено Дм. Быковым («Дружба народов», 2010, № 12).
[4] И конечно же, эти отрывки из записок «рифмуются» с записками из «Журнала Печорина».
[5] Песня была написана в 50-м, персонаж по обстоятельствам фабулы слышать — и соответственно сознательно цитировать — ее не мог, а автор, в свою очередь, не мог такое совпадение пропустить.
[6] Тем более что и Домбровскому за время написания романа довелось, как уже упоминалось, воскреснуть дважды.
[7] Ведь и сам Лермонтов вдохновлялся «Пуританами» Вальтера Скотта.
Чаньворд
ЧАНЬВОРД
А н д р е й П о л я к о в. Китайский десант. М., «Новое издательство», 2010, 144 стр., («Новая серия»).
Oh, East is East, and West is West, and never the twain shall meet,
Till Earth and Sky stand presently at God’s great Judgment Seat...
Joseph Rudyard Kipling
sub
/sub sub /sub
Живущий в Симферополе русский поэт Андрей Поляков построил свою новую книгу подобно словесной цепочке чайнворда, идущей от одного слова к другому, причем на их пересечении рождаются новые смыслы.
Поляков, демонстративно эксплуатирующий несвойственные ему ранее «классические» рифмы: кровь — любовь, вещи — зловещи, небо — хлеба, дождем — подождем и т. п., кажется слишком простым там, где он предельно сложен. Основной стержень сборника — внутренняя алхимия, точнее, делание в желтом (Citrinitas) — забытый европейскими алхимиками третий из четырех этапов создания философского камня.
«На сухой дороге / куст явился в Боге», — пишет Поляков. Алхимия, как внешняя, превращающая неблагородные металлы в благородные, так и внутренняя, направленная на самосовершенствование человека, признает два пути — сухой и влажный. Данная коллизия — выбора дороги — представлена в тексте Валентина Андреэ «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца...», который можно читать и как роман, и как мистический трактат. Стихи Полякова столь же неоднозначны: с одной стороны — утонченная поэзия, с другой — свидетельство самоинициации, попытки восстановления исторически утраченного мистериального знания.