Новый Мир ( № 8 2009)

Диалог обоих авторов — предшествование того процесса собирания по осколкам независимой литературы (и независимой науки о литературе), что будет глухо и половинчато разворачиваться в постсталинские времена. М. Л. Гаспаров вспоминает (речь идет о 1960 годе или что-то около того): «Когда мне было двадцать пять лет, в Институте мировой литературы начала собираться стиховедческая группа. Ее можно было назвать клубом неудачников. Все старшие участники помнили, как наука стиховедения была отменена почти на тридцать лет, а их собственные работы в лучшем случае устаревали на корню. Председательствовал Л. И. Тимофеев, приходили Бонди, Квятковский, Никонов, Стеллецкий, один раз появился Голенищев-Кутузов. <…> Бобров появился на первом же заседании. Он был похож на большую шину, из которой наполовину вышел воздух: такой же зычный, но уже замедленный»[2]

.

В 1948-м и Бобров, и Квятковский были несколько моложе — хотя и тогда уже казались реликтами, в том числе сами себе, по крайней мере Боброву: «…о чём же нам, бедным художникам конца века, перед грандиозным пере­ломом мировой истории — о чём же мы-то можем мечтать?» (из второго публикуемого письма).

Впрочем, самоочевидна «несозвучность эпохе» двух столпов стиховедения и экспериментальной поэзии спустя всего два года после постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград»…

В настоящих письмах — речь не о стиховедении, но об истории поэтиче­ских и мыслительных движений, о самоосознании поэта и ученого во времени. Обращают на себя внимание не столько иронические или жесткие характери­стики, даваемые отдельным фигурам («По складу своего характера Бобров обо всех говорил что-нибудь неприятное»[3]

), сколько сам боевой дух, заставляющий вспомнить о футуристических временах, об авангардном поведении («чудаче­ство более основательное»). Впрочем, во втором письме возникает совершенно иная интонация — отчаяния и, одновременно, стоического понимания жестокости тогдашней эпохи, да и течения времени вообще.

В примечаниях мы даем минимальную необходимую информацию (так, не поясняются общеизвестные имена — Цветаева, Андрей Белый, Вячеслав Иванов и т. д.).

Текст приведен к современному написанию при сохранении некоторых особенностей авторской пунктуации Боброва.

 

sub1/sub

 

[13 марта 1948]

Дорогой Александр Павлович!

Вы просите меня рассказать о ЦЕНТРИФУГЕ. Всё это, как Вы догадываетесь, дела давно минувших дней — и мне очень трудно об этом говорить в статейно-протокольном роде, ведь всё это мертво, и уж урна на землю упала… — так что это не такая веселая тема: в силу этого я попытаюсь рассказать Вам всё это (через пятое на десятое) просто в виде письма.