Новый Мир ( № 8 2009)

Большинство биографов Ахматовой считают этой первой любовью В. В. Голенищева-Кутузова, студента Петербургского университета, часто цитируя письмо Сергею фон Штейну от 11 февраля 1907 года, в котором Анна благодарит мужа сестры за присланную фотографию своего кумира и признается: “…я пять месяцев ждала его карточку, на ней он совсем такой, каким я знала его, любила, и так безумно боялась: элегантный и такой равнодушно-холодный, он смотрит на меня усталым, спокойным взором близоруких светлых глаз. <...> Я не могу оторвать от него душу мою. Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделенной любви!”

Однако Голенищев-Кутузов вряд ли может быть причиной внезапного отказа жениху: хотя бы потому, что Анна одновременно благодарит Сергея фон Штейна за присланную фотографию предмета своей неразделенной любви и пишет, что Гумилев - ее судьба. Да и не могла она ждать письма от Голенищева-Кутузова: тот ничего не мог обещать едва знакомой гимназистке.

Но все же вызывает недоумение, почему Марченко даже не упоминает об этой расхожей версии, а просто предлагает свою беллетризованную реконструкцию событий весны 1907 года: приехавшая в Севастополь восемнадцатилетняя Анна после отъезда матери и брата на дачу оказалась предоставленной самой себе, встретила человека, недолгий и отнюдь не платонический роман с которым ее захватил, - от него-то она и ждала три года писем, о нем рассказала жениху- Гумилеву, нанеся незаживающую рану, отблеск этой любви (чутко уловленный Гумилевым) мерцает и в стихотворении “Стать бы снова приморской девчонкой”.

Имеет ли право литературовед, выходя за пределы документа, давать волю своему воображению и додумывать героя, о котором ничего не известно? У меня нет твердого ответа на этот вопрос. Романист - имеет. Но Марченко все же не роман пишет. И реконструкция встречи Анны Горенко с “чужим” мне кажется в книге излишней - хотя сама версия об этом утаенном романе, многое объясняющая и в стихах Ахматовой и в истории отношений с Гумилевым, очень правдоподобна.