Новый Мир ( № 8 2011)

— У сговора обратного хода нет — разве не знаешь?

— Знаю…

— Тогда зачем пришел?

— Жена доняла…

— Уйми жену.

— Всем горе было, Мэбэт, всем горе… А пять оленей хоть малое, но стадо. Может, на то будет чья-нибудь благая воля — выживем мы, тебя благодарить будем...

Мэбэт рассмеялся:

— Думаешь, нужна мне благодарность — твоя и твоей кривобокой жены?

Езанга сглотнул горькую слюну и уж собрался было уходить, но все же спросил:

— Почему ты не хочешь отдать мне оленей, Мэбэт? Обычай не хочешь нарушать?

— Я сам себе обычай.

— Отдай, — жалобно попросил Езанга, — я никому не скажу.

Любимец божий взял незваного гостя за плечи — ростом он едва доходил до груди Мэбэта — развернул к себе спиной и легонько толкнул, отчего Езанга пробежал несколько шагов и едва не ткнулся носом в снег.

— Не проси больше, — сказал Мэбэт, — и не приходи. Кончился сговор.

Ни с чем вернулся домой нелепый человек.

Он был отец семейства и годами ровесник Мэбэту, но по-прежнему не отличал больших от малых, сильных от ничтожных. Все люди для него были одинаково хороши. Даже когда смеялись над ним, запутавшимся в крапивной сети, ни обиды, ни мести в нем не осталось. Печаль его была оттого, что все же он надеялся на милость несбывшегося родственника, стадо которого почти не пострадало.

А дальше — хуже стало. Последние запасы доели, с охоты Езанга приносил только малых птиц — тетерку или рябчика, а то и вовсе с пустыми руками приходил. К весне голод ступил на порог. Жена с детьми ходили шатаясь, последний кусок отдавали кормильцу, чтоб хватало ему сил пытать счастья в тайге, но скоро и последнего куска не стало. Собрались было к родичам жены на милость идти, но жили родичи далеко, и сил дотащить нарты не было. Да и не приняли бы их родичи — у самих, по слухам, больше половины стада выкосил мор и не спешил уходить…

Однажды утром сынок Езанги не проснулся — вечером есть просил и, недопросившись, во сне умер. После этого жена будто помешалась на тех пяти оленях.

— Если бы не пять — хотя бы один олень, один… Закололи бы, наварили супа, потом глодали бы кости, так бы и сынок наш выжил… Отмстил нам Мэбэт: нету теперь ни жениха, ни невесты.

Тут мысль вошла в незатейливый ум и смиренное сердце Езанги: по обычаю — олени принадлежат Мэбэту, но по правде — ему. Потому что правда в том, чтобы человек был жив. А если умрет — какая тут правда? Зачем она мертвому? По правде, с теми пятью оленями дотянули бы они до лета и сынок не умер бы.