Новый Мир ( № 8 2012)

Дать четкий и однозначный ответ на поставленный вопрос я, признаться, не берусь; не уверен даже, что такой ответ вообще возможен. В биографии Виктора Петрова, точнее, в той ее части, которая нам известна, слишком много туманного, зыбкого, мнимого, не поддающегося ни логике, ни здравому смыслу… «Ребус», «сфинкс», «Мефистофель», «человек в черной мантии» — на такие и подобные определения «решались вполне серьезные и умеренные исследователи», замечает В. Агеева в первых же строках своей основательной монографии о Петрове — этой «одной из самых конровертивных и самых загадочных» фигур в украинской культуре ХХ века

[1]

. От себя В. Агеева дополняет приведенный ряд определением «Доктор Парадокс», а предложенная ею оксюморонная формула «множественность биографий» по смыслу перекликается с классической гоголевской: «…все не то, чем кажется!»

Я здесь ограничусь рассказом о некоторых, мягко говоря, весьма неординарных фрагментах этой «множественности» и попыткой прочтения — в ракурсе заявленной темы — только одного из произведений Виктора Петрова.