Детское зрение вовлекается во взрослую игру, оно внимательно разглядывает происходящее вокруг и делает самостоятельный выбор — замечать это или не замечать:
— у дочки до краев улыбки —
скакать по семь недель сквозь снег,
и укротитель, мерный, зыбкий,
приходит — как бы человек
а до краев усов доехать
на циферблате — п
ятью пульс,и снова ехать ехать ехать,
и солнце вдруг, и нос распух
вот, городские черепахи,
разнятся пьяницы-сады;
на пустыре — шатер и ахи,
и на канате — не следы,
а точки прежнего озноба
— и дочка умная идет
— и братья вздрагивают оба
— и тигр голову кладет
В результате детского коверкания последняя строка приобретает фантомный слог (прочитывается «тигар» вместо «тигр»), текст проходит сквозь время наоборот и, наконец, выбирает свое начальное состояние внутри наивного восприятия.
Однако основная часть поэтических текстов «Цирка…» представляет собой значительно менее развернутую речь. Поэзия Бородина настойчиво стремится к нулевому пределу, то есть не столько к обретению полного молчания через использование минимума средств, сколько — к попытке органично существовать среди по-беккетовски компрессированного молчания и искать внутри него необходимые средства: «а мир / о чем? — он у / тихого белого утра / в обиде ради»; « — это свобода и она / ото всего отражена»; «…вот / любая / не-нота!».
В рамках короткого, но контрастно визуализированного текста поэт прибегает к аллитерационным ассоциациям (вплоть до паронимии и анаграммы), таким образом регулируя прорабатываемое молчание и часто несколько расплывчатый ритм: «беглый Ватто в чужое / время — вата…», «он повертит — поверьте…», «битва струн с лютней, лютая битва — тс-с»; «старое облако / обволок…», «старый час, старый чай…»; «напиши разуму: / „я зам
ер”…»; «и жанр жука — лететь слегка…» и т. д.Некоторые из минималистичных зарисовок Бородина визуально монтируются, как бы сливая воедино два зрительных образа, у которых присутствует один общий элемент, — и именно через него осуществляется перекличка всего текста с последней строкой:
я люблю стайку над
стройкой
музыку в шуме
в старом метро
жил пес
[3]