Новый Мир ( № 9 2005)

Голоса Кёстлера и Камю мне также хотелось бы, подкрепив тем самым свой слабый голос, включить сегодня в дискуссии о смертной казни. Тем более, что эти два человека несомненно способствовали отказу от смертной казни — прежде всего в Европе.

Свои «Размышления о виселице» Кёстлер написал в 1955 году. В 1937-м, во времена франкистского режима, он сам находился в тюрьме под угрозой смертного приговора; в 1955-м ему удалось инициировать в Англии национальную компанию за отмену смертной казни; в 1957-м, когда книга Кёстлера (под одной обложкой с «Размышлениями о гильотине» Альбера Камю) вышла отдельным изданием во Франции, он уже мог написать издателю: «В Англии битва выиграна». (В 1964 году здесь последний раз был приведен в исполнение смертный приговор; в 1973-м смертная казнь была отменена за преступления, подлежащие общей юрисдикции; наконец, в 1998 году произошла полная законодательная отмена смертной казни.)

Для Артура Кёстлера смертная казнь — личный враг. Вот его собственное признание: «Пока смертная казнь не будет отменена, внутренний покой оста­нется для меня навеки недостижимым»11 . Поэтому вся его аргументация, естественно, «предвзята». Кёстлер, созвучно Беккариа, убежден, что «эшафот — не просто инструмент гибели; это самый древний и отвратительный символ одной из склонностей рода человеческого, ведущей его к моральному краху»12 . Он не щадит нас, описывая в своей книге отвратительные «технические» подробности публичных казней, полагая, что «необходимо точно знать, о чем идет речь»13 .

Но самое для меня главное, что, с моей точки зрения, Кёстлеру действительно удалось «вытащить» наиболее глубинный и значимый момент любой серьезной современной дискуссии о смертной казни. Фактически он приходит к простому и одновременно чреватому огромными сложностями выводу, что в основе концепции «уголовной ответственности» лежит нереалистичное представление об «идеальном человеке» (вспомним Канта). Вменение ответственности строится на постулате тотальной разумности и презумпции абсолютного самоконтроля индивида. Но ведь в случаях, как мы говорим сего­дня, девиантного поведения мы вряд ли имеем дело с «субъектом как таковым» — мы имеем дело с конкретными людьми, существами телесными и не лишенными страстей (вспомним Беккариа)… Между тем именно смертник испытывает на себе всю тяжесть последствий красивой утопии безусловной ответственности индивида…