Следующий фильм — посвященный Ленину, — с точки зрения мифологических аналогий — совершенно иная история. История прикованного титана, терзаемого стервятниками и побеждаемого, поглощаемого в конце концов матерью-Геей. Насколько сокуровский Гитлер ничтожен в своем величии (какает, потеет, мается половым бессилием), настолько же Ленин в “Тельце” (играет его тот же актер — Л. Мозговой) неукротим даже в телесной немощи. Сцена, где он, разгневанный “социальной несправедливостью”, крушит фарфор и мебель, а растерянные охранники, боясь подойти, забрасывают его простынями, и белые полотнища летают по воздуху, античными складками повисают на скрюченной фигуре вождя, а потом спеленывают, скрывают ее целиком, исполнена пафоса почти древнегреческого.
Если же говорить о ближайшей литературной и живописной традиции, использованной в “Тельце”, — это традиция воссоздания русской усадебной жизни. Пруды, туманы, аллеи, луга, роскошная зелень, облака, звезды… Дом с колоннами и мезонином, лестницы, переходы, столовая, спальни… Больной барин, рядом с ним нелепая, полуслепая жена (М. Кузнецова), сестра, доктор, куча обслуги… Баре, как водится, твердят об освобождении и счастье трудового народа, но только чаемое уже свершилось: народ “освобожден”, причем их же собственными руками. Усадьба экспроприирована, жена и сестра сами стирают белье и моют полы, а бывшие крепостные стали красноармейцами, которые стерегут барина день и ночь, хамски пялятся в двери и вынужденно совмещают функции тюремных надзирателей, охранников и санитаров.
Во всех трех картинах образ прислуги — отчетливый и предельно выразительный слепок власти. Но если в “Молохе” вышколенные горничные, мажордом со свастикой на рукаве, сующий нос во все щели, и статные охранники в форме СС — распространяли вокруг себя атмосферу страха, холодной жестокости и неопределенной угрозы, то в “Тельце” от белобрысых красноармейцев с винтовками угроза исходит вполне конкретная. Все они уже служат другому хозяину — тому, кто в светлой шинели и мягких кавказских сапожках приезжает проверить: как там предшественник? еще не окочурился? или, может, не дай бог, выздоровел? За сильным почтительно носят шинель и портфельчик с бумагами, а с больным и слабым вождем никто особо не церемонится, равно как и с его пожилыми слабосильными родственницами.