Здесь, как и в предыдущих картинах, режиссер многократно использует планы, где слуги следят за хозяином через дверную щель или сквозь стекло. Но на лицах подсматривающих нет и следа холодной жестокости или хамства — только беспредельная преданность и любовь. “Меня никто не любит, — нудит император, — кроме императрицы и старшего сына…” — “И других членов династии”, — подхватывает слуга. “И других членов династии”, — повторяет бог. “И простого народа”. — “Вот из-за любви простого народа я и ввязался в войну”. Это не игра, не кокетство. Всего лишь — четкое, диктуемое тысячелетней традицией распределение ролей: народ боготворит своего императора; он же старается этот народ не разочаровывать. Хочется народу воевать — пусть воюет. Особенно за правое дело. Ведь война, по версии Хирохито (а никаких других версий в фильме Сокурова нет), началась из-за того, что американцы в 1924 году приняли несправедливый иммиграционный закон, запрещающий японцам въезд в Калифорнию.
И вот теперь, когда война почти что проиграна, Хирохито, несмотря на душевную смуту и боль за народ, мужественно пытается вести привычный императорский образ жизни. В начале фильма секретарь объявляет ему распорядок дня: завтрак, военный совет, занятия в лаборатории, обед, послеобеденный сон, письмо сыну… “А если сюда войдут американцы? Распорядок останется прежним?” — “Пока жив хоть один японец, американцы сюда не войдут”, — ответствует секретарь… Примерно до середины действие “Солнца” следует объявленному распорядку: на совете император призывает военных продолжить сопротивление, в лаборатории любуется божественным совершенством японского краба; во сне его посещает видение: рыбки, напоминающие самолеты и бомбы, плавают на фоне горящих развалин, но затем бог садится за стол и рисует кисточкой иероглифы, сочиняет стихи на тему “все преходяще”, рассматривает фотографии родных и альбом с портретами американских киноактеров. Готовится, что ли?
Тут на полусогнутых в комнату вбегает слуга и произносит: “Американцы!” Странно: ни выстрелов, ни взрывов, ни предсмертных криков вспоровших себе живот сановников и министров. Все тихо и буднично. Торжественно переоблачившись, император в визитке, с цилиндром на голове выходит во двор, где американские солдаты уже вовсю гоняют японского журавля — “райскую птицу”, обликом и походкой сильно схожую с императором.