Новый Мир ( № 9 2009)

В 1940 году Р. В. Иванов-Разумник, систематизируя “дельмасовскую” тему в поэзии Блока, вступит в спор с Е. П. Ивановым, который в стихотворении “Перед судом” увидит обращение к Л. Д. Блок. Чтобы доподлинно выяснить, к “Дмитриевне” или “Александровне” относится стихотворение, Иванов-Разумник наведается к Л. А. Дельмас и услышит от нее уверение, что в “смущеньи” потупилась именно она, и никто более.

Евгений Павлович, однако, не уступит: “Вы Любу не знали, какой она была до 1907 г., как она краснела и, потупившись, стояла тогда, да и потом долго еще перед ближе знавшими ее”. Иванов также свяжет строку “Эта прядь — такая золотая” с “золотой прядьюна лбу” стихотворения, несомненно связанного с “Любой” (речь о завершающем “Стихи о Прекрасной Даме” стихотворении, где есть строка “Золотистые пряди на лбу”).

И еще он призовет принять во внимание “двуликое одиночество” Блока (данный философско-эстетический аргумент, заметим, наиболее весом).

Это почти детективное расследование затянется на долгие годы. Большинство блоковедов проголосуют за кандидатуру Дельмас, но признают, что на подсознательном уровне в лирическое “ты” могли проникнуть и некоторые черты жены поэта.

Попробуем, однако, вновь “поднять” это запутанное дело. В конце концов, и “Александровна” и “Дмитриевна” — всего лишь лирические прототипы (первая — более вероятный, вторая — менее). Прямых улик в тексте нет: “золотая прядь” — примета отнюдь не исключительная. Призовем в свидетели непредубежденного читателя. Вообразим, что он впервые открыл стихотворение, не зная ничего о личной жизни автора. Какой женский образ возникнет в его сознании по прочтении начальных строф?

Что же ты потупилась в смущеньи?

Погляди, как прежде, на меня.

Вот какой ты стала — в униженьи,

В резком, неподкупном свете дня!

...................................

Я не только не имею права,

Я тебя не в силах упрекнуть

За мучительный твой, за лукавый,

Многим женщинам сужденный путь.

Но ведь я немного по-другому,

Чем иные, знаю жизнь твою.

Более, чем судьям, мне знакомо,

Как ты очутилась на краю.

Читатель, не отягченный знанием внетекстовой информации, по прочтении этих строф видит перед собой не оперную певицу и не драматическую актрису, недавно побывавшую на фронте в качестве сестры милосердия.

Он видит зал суда и проститутку на скамье подсудимых. Эдакую Катюшу