– Экспериментируют с масскультурой, – подала голос сидящая подле Аполлона Эвтерпа. – Пытаются вырастить себе паству из читателей комиксов и любителей кино.
– Вытаптывают твою поляну? – лукаво полюбопытствовал Гермес.
– Мы не делали ставки на кинематографию, – отозвалась Эвтерпа с той скорпионьей улыбкой, какими здесь одаривали друг друга многие. – Менестрели, как их ни обзывай, перспективнее. Кино вчера возникло, сегодня изменилось, завтра уйдёт, а песни смертные будут слушать всегда.
– Вот о песнях я и хотел с тобой поговорить, – перешёл в наступление Зевс. – У нас проблемы. Появился новый выводок юных выскочек. И одна из них – твоя дочь, которая вытащила из небытия сына Гатага.
– Не напрягайся, папа, – легко отмахнулась Эвтерпа. – Кто сейчас помнит, кто такой Гатаг?
– И я не желаю, чтобы кто-то узнал имя его сына. Как не желаю, чтобы вдруг зазвучало имя твоей дочери.
Зевс одарил Эвтерпу убийственным взглядом. Отца богов злило, когда ему напоминали о родственных связях, тем более здесь, в новом совете, где помимо олимпийцев заседали и совсем чуждые сущности. Муза, назвав его «папой», переступила обозначенную Громовержцем черту, но, судя по наглой физиономии, сделала это умышленно. Во всяком случае, раскаяньем тут и не пахло, что злило ещё больше.
– Я просто помогла девочке, поделилась связями, – фыркнула Эвтерпа.
– Мы не помогаем, не поддерживаем и не пускаем никого в наш круг, – Зевс поднялся из-за стола, глаза Громовержца полыхнули, в конференц-зале повисла гробовая тишина и отчётливо запахло озоном. – Один раз мы уже совершили ошибку. Второго раза не будет. Я запрещаю помогать юным выскочкам. И ты будешь подчиняться!
Эвтерпа поднялась с места. Аполлон попытался удержать её, но муза отдёрнула руку.
– Решаешь не ты! – дерзко бросила она Зевсу. – Решает совет!
– Молчать!!! – страшно взревел Отец богов.
Эвтерпа сердито отпихнула кресло и устремилась к двери. Внутри Громовержца клокотала буря. Взгляд был испепеляющим, ноздри раздувались, как у взъярённого быка. Распоясались!
За музой с грохотом захлопнулась дверь. Перед глазами повисла кровавая пелена. Зевс уже готов был снова озадачить метеорологов силой божественного гнева.
– Тише, Громовержец, – успокаивающе прозвучал голос златокудрого красавца, прорываясь сквозь шум в ушах. – Не надо молний, это же женщина. С женщиной всегда можно договориться.
– Вот и договорись, – прорычал Отец богов, неимоверным усилием беря себя в руки.
Аполлон лучезарно улыбнулся и вышел вслед за музой.
Распоясались. Прежде довольно было нахмуриться, и все замирали от страха, а теперь… Зевс устало опустился в кресло.
– У нас проблемы, – тихо проговорил он. – Дочь этой истерички и сын Быка пытаются вознестись до наших высот. Дионис, расскажи, что говорит твой соглядатай.
Аполлон нашёл музу довольно быстро, он обнаружил её в каминном зале. Эвтерпа стояла у огромного панорамного окна и наблюдала, как опадают мёртвые листья, окрашенные в яркие прощальные цвета. Муза зябко обхватила руками обнажённые плечи. Её красное платье с открытым верхом гармонировало с предсмертным буйством природы за стеклом, а поза подчёркивала холод осени.
– Зачем ты пришёл? – поинтересовалась она, не оборачиваясь. – Успокаивать меня не надо.
– Я и не собирался, – покачал головой Аполлон, подходя ближе. – Хотя устраивать развороты было необязательно.
– Меня злит старик. Он ведёт себя так, будто всё ещё сидит на вершине Олимпа.
– Он всё ещё во главе нового Олимпа.
– Он первый среди равных. Новый Олимп существует по правилам свободного рынка. На новом Олимпе нет прежней иерархии. Сегодня ты на коне, завтра я, кто как выкрутится.
Аполлон обнял музу за плечи, нежно коснулся губами обнажённого плеча.
– Он умеет крутиться. И, как ни верти, он делает это лучше нас всех, а потому и является главой совета.
– То, что он возглавляет совет, ничего не значит. Это кресло работает на статус, но оно не добавляет могущества, это не трон на горе.
– Тебе в самом деле так важна эта девочка? В тебе заговорили материнские чувства?
Аполлон двинулся губами от плеча к шее музы, рука его беззастенчиво легла на живот богини, опустилась ниже.
– Да плевать мне на девчонку. Она попросила, я помогла. Меня злит отец.
– Забудь про старика. Он прав в одном – твоя дочь и её компания могут быть угрозой.
– Попробуй убеди меня в этом.
Аполлон развернул к себе музу и впился в её губы. Поцелуй вышел долгим, страстным, напрочь лишённым романтики и целомудрия. В слиянии двух божеств была природная дикость, какая не снилась в самых пещерных снах создателям самого развратного кино для взрослых.
– О нимфа, помяни меня в своих молитвах! – жарко зашептал Аполлон в ухо музе, подтягивая подол платья.
Эвтерпа молниеносно отпихнула бога, посмотрела на него с обидой:
– Бесстыжий! Думаешь, я не знаю, что ты вот так же, как сейчас мне, шептал на ухо Мельпомене?
– Откуда ты взяла? – растерялся Аполллон.
– Она настолько впечатлилась, что потом слово в слово надиктовала это Шекспиру.
– Ты что, ревнуешь меня к Мельпомене? – не понял златокудрый.
Тонкие пальцы Эвтерпы цепко стиснули причинное место Аполлона.