Мы с Алей зарегистрировали свои отношения в первый день зимы. Не было ни подготовки, ни обширных планов, ни разговоров про то, что замуж выходят один раз в жизни и сделать это надо так, чтоб запомнилось – не хуже чем у других. Ничего такого. Мы просто сели в мою машину и поехали в ЗАГС, где нас тут же и… не расписали.
Массивная тётка с макияжем, нанесённым, кажется, лет тридцать назад, когда такое было в моде, снисходительно покачала головой:
– Сегодня я вас не распишу. Есть закон, есть процедура. Подаёте заявление, мы рассматриваем в течение тридцати календарных дней. У вас как раз будет время проверить свои чувства. Потом, если не передумаете…
– Мы не передумаем, – перебил я, стискивая пальцы Алины в своей руке. – А сегодня никак нельзя?
Тётка придавила меня к стулу, на котором я сидел, укоризненным взглядом:
– Молодой человек, вы же не в кино. Тридцать календарных дней. Это закон. Он для всех одинаковый.
Однако строгость одинакового для всех закона компенсировалась необязательностью его исполнения. Тётка всё с тем же суровым видом легко приняла некоторое количество денежных знаков, хмуро поведала, что вообще-то в некоторых случаях могут быть исключения, например, если невеста беременна, или если жених военный и должен срочно отбыть в часть, ну, или если кто-то из брачующихся смертельно болен…
Я ничем не болел, в воинскую часть не отъезжал, и Аля пока ещё не была беременна, но вовремя подсунутые купюры сделали своё дело. Тётка зачитала нелепую дежурную тираду про семейный корабль, пускающийся в какое-то плаванье, нам выдали свидетельство, и мы вышли на улицу мужем и женой. И после всего, что я натворил, это было чудом. Не божественным фокусом с перемещением денег со счёта на счёт и вина в пространстве, а настоящим чудом.
– Предлагаю отпраздновать, а потом взять билеты и улететь на неделю.
– Куда?
– В Таиланд, на Кубу, в Доминикану, на Тенерифу… Где там сейчас тепло?
Аля улыбнулась:
– А как же работа?
– Подождёт. Мы и так впереди планеты всей. Так что? На Тенерифу? Или в Доминикану?
Мы шли от ЗАГСа к машине, взявшись за руки, и меня снова переполняло счастье. Впрочем, счастливым я себя чувствовал недолго. У машины нас ждал Геркан.
– Вы как здесь? – растерялась Аля, увидав деньгодателя там, где его не могло быть по определению.
– Вас жду, – Георгий Денисович был хмур, раздражён и явно не собирался казаться милым. – Садись, возница, поехали.
– Мы, вообще-то, только что поженились, и в наши ближайшие планы общение с тобой не входило, – сказал я без намёка на пиетет.
– Мы только что оказались в глубокой заднице, – прорычал Геркан таким тоном, какого за ним никогда прежде не замечалось. – Так что мне всё равно, что там у вас в планах. Как сказал один ваш беллетрист: «Карету мне, карету!»
Спорить с разгневанным богом посреди улицы было небезопасно и уж точно бесполезно. Я отпер машину, сел за руль. Геркан безо всякого стеснения плюхнулся на пассажирское сидение, и Алинке пришлось устраиваться сзади.
– Куда едем?
– Не знаю, – прорычал Георгий Денисович. – Ты мне скажи.
Отлично! Ситуация начинала попахивать абсурдом, что меня уже давно
перестало удивлять, когда речь шла о богах.
– Ты, может быть, поделишься тем, чего я не знаю? – поинтересовался я у Геркана.
Полубог уставился на меня как на глухого, потом будто вспомнил, что я не читаю мысли, и заговорил как с ребёнком:
– Мертвицкий пропал.
– Кто такой Мертвицкий? – подала голос Аля с заднего сидения.
– Как пропал? – практически одновременно с Алей спросил я.
Геркан не удосужился даже повернуть голову в сторону заднего сидения, зато очень красноречиво посмотрел на меня. От прямого хамства он воздержался, но взгляд полубога буквально вопил: «Возница, объясни своей женщине, что ей лучше молчать!»
От Али секретов у меня теперь не было, но рассказать я ей успел далеко не всё. История с Дедалом прошла мимо.
– Я тебе потом расскажу, – мягко сказал я жене и снова повернулся к Георгию Денисовичу: – Так что значит это твоё «пропал»?
– То и значит, – Геркан буквально извергал раздражение. – Вечером был в квартире, а утром его там не оказалось.
– А охрана что говорит?
– Ничего не говорит. Говорит – вечером к нему заходил Каров.
Ниточка потихонечку начинала разматываться.
– А Каров что говорит?
– Ничего не говорит. Они хотели выпить, слиняли из-под охраны, потом бежали от… старика. А потом Карову проломили голову, а Мертвицкий пропал.
Манера Геркана делиться важными деталями начинала раздражать.
– Может, ты уже расскажешь всё, что знаешь?
– Его забрал старик! – бешено выпалил полубог.
– С чего ты взял?
– Каров говорит, была гроза! Это первый признак.
– Это значит…
– Это значит, что они не поверили в наше прикрытие. Это значит, что треклятый козёл водил меня за нос. Или старики водили за нос его. Это значит, что крыльев не будет.
Геркан уже практически орал.