И была вынуждена его обмануть, потому что чуть шагнула в сторону от бассейна - увидела вдруг совсем умопомрачительного араба на розовом "кадиллаке", кстати, битком набитом женами в черных покрывалах до самых глаз. Но при взгляде на меня это сухощавый, с тигриным взглядом араб так задрожал и завибрировал, что эта бешеная, невольная вибрация, свидетельствующая о могучей энергии, тотчас передалась и "кадиллаку", и, по-моему, всем его женам, которые - вот ведь особенность восточных традиций - ничуть этому не удивились и тем более не запротестовали.
А дальше... дальше... Он вышел из машины, а своему шоферу сказал что-то, и тот повез это скопище кротких, вялых, на мой взгляд, женщин прочь. А он подошел ко мне, высокий, стройный, как кипарис, в белоснежной одежде, которая бросала на окружающие оранжево-желтые барханы удивительно упоительную, возбуждающую тень. И я никогда, никогда не забуду, как я сразу же влюбилась в эту тень, и в синенькую жилку на его смуглом виске, и даже почему-то в черную веревочку, которой была повязана его голова поверх белого платка... Он взял меня за руку, как Адам Еву, и мы пошли с ним дальше в пустыню, и я совсем легко бросила свой "форд" на дороге вместе с запасами еды и воды. Что, кстати, было, как потом оказалось, не слишком разумно.
Но о каком разуме можно было думать в те необычайные, потрясающие минуты, когда мы с арабом уже еле-еле брели по барханам, съедаемые жаждой немедленно вкусить заветные плоды друг друга! И, о, как это все было необычайно - сначала он брал меня властными восточными руками непосредственно за попку и кидал на бархан, отсвечивающий лиловым, потом брал меня все за ту же попку, но кидал на бархан, отсвечивающий сиреневым, и в этой новизне оказалась бездна незабываемых ощущений.
А дальше-то, дальше! Он властно, как всякий восточный деспот, взял меня за руку и уложил между барханами и там уже в ...надцатый раз всадил в мои ножны свой неутомимый, натренированный в гареме восточный "кинжал".
Но дальше-то, дальше! Он привел меня к моей машине и разложил меня на её крыше, как, например, простыню, и, зловеще улыбаясь, взял меня там, не обращая никакого внимания на то, что две-три машины, мчавшиеся мимо, все-таки не утерпели и притормозили...
Засмущалась ли я? Нисколько. Если уж этому арабу все нипочем, то я вообще не собиралась пропадать в этой пустыне. Но, признаюсь, внутренний эффект от того, что наша гимнастика пришлась весьма по душе зрителям, получился огромным, и я поняла окончательно, отчего столько много девиц рвутся на сцену даже без голоса. И тех поняла, конечно, что делают стриптиз. А нам, в сущности, чего было особенно стесняться? Мой вполне цивилизованный араб, едва осознав величие поставленной задачи, - тотчас полез куда-то под белые свои одежды и вытащил изумрудно-прекрасный презерватив, продемонстрировав таким образом прилюдно необходимости и возможности борьбы со СПИДом.
Чем от него пахло? Имею в виду не презерватив, а араба... Пожалуй, чуть-чуть пережженными в тостере гренками и немного итальянским вермутом, весьма пикантно, одним словом.
На этот раз не буду прибегать к фруктово-ягодным сравнениям, потому что высшая справедливость требует обозначить его мужское достоинство только так - "кинжал". О, какие вопли восторга неслись от меня, вернее, с крыши лимузина, где надо мной трудился этот неукротимо-самовластный "кинжал", по всем барханам, на много километров вокруг! Краем глаза я разглядела, как испуганно метнулась прочь песочного цвета ящерица. Ну, а когда мы свалились оба с машины в порыве экстаза, оказалось - крыша прогнулась почти до руля... Не говорю уж о таких пустяках, как синяки и шишки. Тем более мой неуемный араб прилепил, смеясь, к каждой моей царапине по золотой монете и уверял меня, подняв смуглые, пластично-экзотичные руки к невероятно голубым арабским небесам:
- Красавица! Твоему розово-абрикосовому телу так идет золото!
И мы так были заняты друг другом, что не сразу обратили внимание на странные, скрежещущие звуки, словно в опасной близи от нас что-то то ли с трудом тормозит, то ли рушится какая-то металлическая конструкция. А оказалось - во всех остановившихся машинах, а их уже набралось больше трех десятков, - все, кто там был, занимались любовью! И ведь вот что забавно забравшись на крыши своих лимузинов, явно подражая нам. Значит, мы свое дело с моим арабом знали неплохо и дали, можно сказать, показательный сеанс "бури в пустыне".
Правда, мне почудилось, что на отдельных крышах делали свой секс одни мужчины... Но, с другой стороны, к чему углубляться в политику, сколько вариаций могло быть исполнено на предложенную тему...
Не помню, абсолютно не помню, как мы с моим белоснежным арабом все-таки стронулись с места на моей бедной машине, лишившейся целомудрия и красивой крыши... Не помню и потому, что мой неугомонный араб всю дорогу до моей гостиницы пытался завязать вокруг моего соска бантик из золотого своего, видимо, фамильного, презерватива и страстно шептал мне при этом: