Я была, признаться, потрясена! Как, как этот внезапный человек догадался, что больше всего моему загоревшемуся телу хочется в воду?!
- А может, сразу в море? - чуть пококетничала, по-прежнему не раскрывая глаз.
- С вами? Готов! - был ответ.
И все-таки он был англичанин. Его выдала английская сдержанность.
- Но постараемся остаться на грани разумного, - сказал он вдруг. Море - ведь это море... можно отстать от парохода.
И это его благоразумие меня ужасно, упоительно разожгло.
- Бросаемся в бассейн не раздеваясь! - скомандовала я.
- Готов! - ответил он по-армейски бодро.
И мы рухнули в воду и лишь потом сообразили, что воды могло и не быть - ночь ведь, вернее, раннее-раннее утро.
Но как он был необыкновенно деятелен в воде, этот благоразумный англичанин! Как исключительно, трогательно предусмотрителен! Он сделал из моей шали чудесный гамак, наполовину утопленный в воде, искусно привязав его к каким-то выступам. В этом гамаке, как оказалось, так замечательно делать большой, содержательный, дерзновенный секс! При этом нам не только не мешал, а даже помогал мой хоть и вымокший, но пеньюар. Его тонкие кружева и шелковистые крошечные пуговицы добавляли в гамму нашего божественного наслаждения какую-то едва уловимую, очаровательную ноту...
Иногда мой верный Чарльз как бы путался в моем просторном мокром пеньюаре и терял из вида и из рук отдельные насущные участки моего великолепного, неутомимого, самоотверженно-прекрасного тела... А когда находил - радости его не было предела.
- О, Чарльз, Чарльз! - шептала я ему, не раскрывая глаз. - А согласился бы ты стать монархом в Нгойо - это одна из областей древнего конголезского царства?
- При каком условии? - спросил все-таки излишне предусмотрительный британец.
- При условии, что надевший корону монарха будет умерщвлен в день коронации.
- Но что мне будет обещано в награду? - поинтересовался рассудительный британец. - В конце концов?
- Ночь со мной, стопроцентной, лишенной всяческих предрассудков, американкой! - торжественно заявила я. - И разумно считающей, что мужчина создан для секса и только для секса, как птица для полета...
- О. тогда готов! - тотчас отозвался он и, несмотря на толстый слой воды, сумел использовать свой истинно британский, а значит, не нефритовый, а стальной "наконечник", лишь слегка как бы умягченный пресловуто британским пробковым "шлемом".
Блюстители порядка, естественно, готовы уже уличить нас в абсолютном презрении к закону. Ошибаетесь, господа! Мой Чарльз имел в своих плавках не менее десяти разного сорта английских высококачественных презервативов и очень искусно пользовался ими в условиях водной стихии, соблюдая абсолютно все правила безопасного секса.
А я тая и не открыла глаза, исполняя свое причудливое желание испытать оргазм с принцем Чарльзом. Думаю, это мое ноу-хау оценится по достоинству женщинами, имеющими воображение. Здесь столько всего можно себе насочинять и, как говорится, совсем малой кровью... добыть желаемое...
Все-таки действительно каждое мгновение жизни неповторимо, бесценно и несет в себе большой сексуально-социально-гормональный смысл.
Но едва я приняла душ и освежила свое прелестное (к чему ханжить! Я за чистую правду!), незаурядное, американское тело дезодорантами и духами, как - вообразите только себе безумный накал страстей, данный мне от природы! - как... мне опять на ум пришел "новый русский", большой блондин с незабываемым, очаровательным "орлиным гнездом" между крепкими, загорелыми арками бедер, с этим его могуче-дремучим гнездом, где угнездился чудовищный, очаровательно-монументальный фаллос...
На этот раз я представила себе все это так отчетливо ярко, что от желания обладать всем этим близким - руку протяни! - сокровищем нечаянно откусила кусок от хрустального русского бокала, хотя собиралась только его пригубить... Растерянная, словно брошенная на произвол судьбы вдова, я вдруг заплакала и с кроткой нежностью, похожей на обиду, наблюдала, как мои лучистые слезы падают на самые кончики моих милых грудок, а грудки мои, очаровательные, веселые в другое время, сейчас напоминали мне почему-то одинокие кочанчики капусты под осенним, тусклым дождем...
А между тем часы показывали восемь минут шестого. Оставалось всего каких-то полтора часа до токийской гавани - а там шум, гвалт, скрежет, сбегающие на берег толпы, встречающие толпы, и я, возможно, больше никогда-никогда не у вижу "нового русского" с будоражащим ароматом какого-то там криминогенного прошлого...
Но когда я уже просохшим от слез глазом взглянула на свое пушистое, золотистое, певучее лоно - оно словно бы подмигнуло мне дружески и пообещало: "Потерпи! Случится нечто такое, такое... и этот неуловимый, криминогенный русский будет наш..."
И я почему-то успокоилась, взяла новый, необкусанный хрустальный бокал, налила в него виски, но вместо того чтобы тихо сидеть и ждать, вдруг собралась - вскочила, включила магнитолу, кинула свое прекрасно сбалансированное тело в старинный танец чарльстон...