Нож

Нет. Это характеризовало его лишь в той же небольшой степени, что и, скажем, рыжие волосы. А вот что действительно определяло Бьёрна: он был чертовски хорошим криминалистом. Было и еще кое-что.

– Возможно, ты прав, – сказал Бьёрн, когда Эндре сделал паузу. – Возможно, я достойный сострадания неудачник. Но я добр к людям. В отличие от тебя.

– Да чтоб тебя, Бьёрн, ты никак обиделся? – Эндре дружески расхохотался, в утешительном жесте опустил руку ему на плечо и многозначительно улыбнулся стоявшим вокруг, как будто это была игра, в которой они все принимали участие, а Бьёрн просто не понял правил.

Бьёрн, надо сказать, выпил в тот вечер лишний стаканчик самогонки, которую подавали на празднике из ностальгических, а не экономических соображений. И внезапно в голове у него словно бы что-то вспыхнуло, и он отчетливо понял, что́ в состоянии совершить. Он мог врезать по физиономии этому выпендрежнику Эндре, сломать ему нос и увидеть страх в его глазах. Бьёрн никогда не дрался в детстве. Никогда. И только когда он поступил в Полицейскую академию, то научился там паре приемчиков для ближнего боя. Например, самый надежный способ победить в драке – это ударить первым с максимальной агрессивностью. После этого девять из десяти схваток практически завершаются. Бьёрн знал все это, он хотел это сделать, но вот мог ли? Прежде Бьёрн ни разу не попадал в ситуации, когда насилие казалось адекватным решением проблемы. И эта ситуация ничем не отличалась от обычной, Эндре не представлял никакой физической угрозы, и все, к чему приведет удар, – это скандал и, возможно, заявление в полицию. Так почему же Бьёрну так сильно хотелось врезать наглецу, ощутить его лицо костяшками пальцев, услышать мертвый звук от соприкосновения кости и мяса, увидеть, как из носа хлещет кровь, а на лице появляется страх?

Тем вечером Бьёрн лег в своей старой комнате, где жил еще мальчишкой, но никак не мог заснуть. Почему он ничего не сделал? Почему только тихо посмеялся и ответил, да нет, мол, я не обиделся, подождал, пока Эндре уберет руку с его плеча, пробормотал что-то вроде того, что неплохо бы еще выпить, нашел других собеседников и вскоре ушел с праздника? Случай был вполне подходящим. Самогон послужил бы оправданием, а в Тутене терпимо относились к небольшим потасовкам на праздниках. К тому же дело наверняка ограничилось бы одним ударом: Эндре не был знатным бойцом. Но даже если бы он захотел ударить в ответ, то все болели бы за него, Бьёрна. Потому что Эндре – говнюк и всегда им был. А Бьёрна все любили, и так тоже было всегда, хотя и не особо помогало ему в школьные годы.

В девятом классе Бьёрн наконец-то решился пригласить Бриту в деревенский кинотеатр в Скрейе. Его директор принял сенсационное решение показать фильм с концерта группы «Лед Зеппелин» «Песня остается все такой же», пусть и пятнадцать лет спустя после его выхода, но Бьёрн на такие мелочи внимания не обращал. Он долго искал Бриту и в конце концов нашел ее возле женского туалета. Она стояла и плакала и, всхлипывая, сказала Бьёрну, что в выходные позволила Эндре переспать с ней. Но сегодня на большой перемене лучшая подруга сообщила ей по секрету, что встречается с Эндре. Бьёрн как мог утешал Бриту, а потом без всякого перехода пригласил ее в кино. Она странно посмотрела на него и спросила: «Ты вообще слышал, что я сказала?» Бьёрн ответил утвердительно и добавил, что ему очень нравятся и Брита, и «Лед Зеппелин». Сперва девушка фыркнула и отказалась, но потом у нее в мозгах вроде бы наступило просветление, и она заявила, что с удовольствием сходит с ним в киношку. Когда они пришли в зал, выяснилось, что Брита позвала с собой подругу и Эндре. Брита целовалась с Бьёрном во время сеанса, сначала под «Dazed and Confused», а потом посреди гитарного соло Джимми Пейджа в композиции «Stairway to Heaven». Она помогла Бьёрну довольно высоко забраться по этой лестнице. И все же, когда они снова остались одни и он проводил ее до дверей, девушка не пожелала продолжить поцелуи, а зашла в дом, бросив короткое «спокойной ночи». Через неделю Эндре порвал с ее лучшей подругой и снова переключился на Бриту.

Конечно же, Бьёрн носил все это в себе. Измена, которую он должен был предвидеть; удар, который он не сделал. И этот ненанесенный удар определенным образом подтверждал сказанное Эндре: единственное, что превосходит стыд от того, что ты не мужчина, – это страх быть мужчиной. Тянулась ли ниточка оттуда в сегодняшний день? Были ли причины случившегося связаны между собой, оказался ли тот всплеск насилия выходом долго копившихся эмоций, которым, для того чтобы вырваться наружу, требуется всего лишь новое унижение? Было ли убийство ударом, который он в свое время так и не нанес Эндре?