Нравственность есть Правда

«Меня, конечно, встревожила оценка фильма К. Ваншенкиным и В. Барановым, но не убила». К. Ваншенкин говорил о «просчетах» фильма, о «сентиментальности многих эпизодов», о «банальности персонажей» и об «умозрительности концепций». В. Баранов говорил о том, что в фильме ему не нравятся «театральные эффекты», «мелодраматизм» мотивировок и, в частности, что «сентиментально-умилительные интонации Егора мало вяжутся с подлинно крестьянским мироощущением человека-труженика на земле».

О замысле «Калины красной» В. М. Шукшин писал также в авторском вступлении к отрывку из киноповести для журнала «В мире книг» (1973, № 3): «Доброе в человеке никогда не погибает до конца — так я сказал бы про замысел киноповести. Иными словами, никогда не наступает пора, когда надо остановить борьбу за человека — всегда что-то еще можно — и, значит, нужно! — сделать.

Герой повести, Егор, в трудные послевоенные годы молодым парнишкой ушел из дома, из родной деревни, и очутился на распутье… Подобрали и „приютили“ его люди недобрые, но, как это нередко бывает, внимательные и энергичные. Егор стал воровать. И пошла безотрадная череда: тюрьма — короткая передышка — тюрьма… Мир, в который попал Егор, требует собранности, воли, готовности к поступку… Всё это он нашел в себе. Больше того, его эта напряженная, полная опасности и риска жизнь неким образом устраивала. Но чего он никогда не мог в себе найти — жестокости, злобы. Он был изобретателен, смел, неглуп, но никогда не был жесток. Душа его страдала от дикого несоответствия. Все поколения тружеников-крестьян, кровь которых текла в жилах Егора, восставали против жизни паразита, какую вел он, это наладило в душе постоянную тоску. И эта-то неспокойная душа вдруг познала неведомое ей до сей поры — любовь. А поскольку душа эта все-таки цельная, то и выбор может быть только такой: или — или. Я всегда боюсь в своих рассказах книжности, литературщины, но никогда не боюсь „плохого конца“. Жизнь — штука серьезная, закрывать глаза на ее теневые стороны — роскошь, какую, очевидно, не может позволить себе мужественное социалистическое искусство. И еще приходит на ум: за всё в жизни надо платить. И порой — дорого. Вот я уж и сказал про конец повести. Но, как всем пишущим, мне хочется, чтоб все-таки прочитали всю».

III

КАК НАМ ЛУЧШЕ СДЕЛАТЬ ДЕЛО

Написано в 1966 году для журнала «Советский экран». Впоследствии доработано автором и опубликовано с сокращениями в «Советском экране», 1971, №14. Печатается по рукописи.

«…гордость взяла за великого русского писателя, что он забыл содержание „Воскресения“». В. М. Шукшин неточен: был случай, когда Л. Н. Толстой, услышав, как читают вслух книгу, не узнал «Анну Каренину» (см.: П. И. Бирюков. Биография Льва Николаевича Толстого. Т. 4. М. — Пг., Госиздат, 1923, с. 186).

«Я не видел картины А. Кончаловского». Имеется в виду фильм А. Михалкова-Кончаловского «Асино счастье».

«ПРОБЛЕМА ЯЗЫКА»

Ответ на анкету журнала «Вопросы литературы». Написано в 1967 году, опубликовано в «Вопросах литературы», 1967, № 6, перепечатано в газете «Московский комсомолец» 23 июня 1967 года, в обоих случаях с незначительными сокращениями и без заглавия. Печатается по рукописи. Озаглавлено словами из авторского текста.

ВОЗДЕЙСТВИЕ ПРАВДОЙ

Беседу провела и записала в 1973 году киновед Валентина Иванова. Материал предназначался для сборника статей, готовившегося в издательстве «Искусство», и был завизирован В. М. Шукшиным. Выход сборника отложился, и беседа появилась в журнале «Дружба народов», 1973, № 3 — для этой публикации В. М. Шукшин заново просмотрел и в ряде мест существенно доработал первоначальный вариант.

Печатается по тексту «Дружбы народов».

«— Каково ваше мнение о пластической культуре наших фильмов и наших актеров, в частности?» В первоначальном варианте ответ на этот вопрос включал следующие рассуждения В. М. Шукшина:

«…Если говорить в целом о способе поведения наших актеров на экране, исключая очень хороших и очень плохих исполнителей, а беря, так сказать, срединное состояние, то, думается мне, наши актеры здесь определенно переигрывают. Именно поэтому, говоря о пластике наших фильмов, мне бы хотелось видеть ее более глубинной, более гибкой, чтобы движение, жест, взгляд не заслоняли движения образа, его внутреннего состояния.

То есть я здесь хочу сказать, что жизнь выдвигает как норму определенную манеру поведения, выражения чувств, общения, а актеры берут несколько выше. Есть критерий. Это хроника, которая год от года набирает высоту и как документ и как искусство. И вот здесь становится очевидно, что мы на экране явно перебираем против жизни, ведем себя наглее, что ли. Вторгаемся искусством в жизнь, разрушая ее правду.