"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

367 См. например: Albrecht Karl. Der verratene Sozialismus. Zehn Jahre als hoher Staatsbeamter in der Sowjetunion. Volksausgabe.

Berlin u.a. 1941.

208

пропаганды, чтобы самим фактом возвращения продемонстрировать, что бывшие коммунисты

предпочитают из СССР вернуться в Германию», — утверждал Ульбрихт в письме Димитрову 2 ноября 1940

г.368

Однако в ряде случаев партийные функционеры сами подталкивали женщин к такому шагу. Работавшая

секретаршей в представительстве КПГ при ИККИ Эдит Юст была уволена после ареста ее мужа Вальтера

Бетхера. Вслед за этим она была исключена из партии «за некритическое отношение к аресту мужа и

отсутствие политического фундамента»369. Ей «порекомендовали» покинуть страну, через день в милиции

немке вручили принудительную визу на выезд из СССР. У Эдит, оставшейся по указанию руководителей

КПГ гражданкой Германии, был просрочен паспорт. Получив его на руки, она отправилась в посольство, где

чиновники, узнав, что она работала в Коминтерне, дали волю своим эмоциям: «Ага, когда пришла нужда,

сразу нашла путь в посольство». Женщину предупредили, что если ее вышлют в Германию, она окажется в

концлагере370. Эдит Юст избежала такого развития событий, став для гестапо ценным источником

информации о структуре и сотрудниках аппарата Коминтерна, где она проработала около пяти лет.

Отъездом в Германию закончились и мытарства Гертруды Диттбендер. После ареста мужа она была лишена

пособия МОПР и выселена из служебной квартиры. Зиму 1938-1939 гг. немка прожила в дачном домике без

отопления, весной она вновь просила предоставить ей и сыну хоть какое-то жилье, чтобы «не пришлось, как

другим женщинам, жить нелегально на вокзалах и в лесах»371. Гертруда уже в июне 1938 г. получила

принудительную визу на выезд из СССР, но лишь в феврале 1940 г. обратилась за помощью в германское

посольство, а потом и совсем переселилась туда. Ее подруги доносили в отдел кадров Коминтерна, что там

Гертруда получает бесплатную еду и ежемесячное денежное пособие, заискивает перед послом Шуленбур-

гом и даже написала благодарственное письмо самому Гитлеру372.

308 Димитров отправил письмо Берии, вычеркнув абзац о необходимости изменить отношение к близким арестованных, которые

«показали себя хорошими коммунистками» (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 143. Л. 1-5).

369 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 6411. Л. 31.

370 Письмо Эдит Юст в ИККИ от 3 марта 1938 г. (Там же. Л. 53-55).

371 Там же. Д. 513. Л. 24.

372 В мае 1940 г. Гертруда Диттбендер писала в Президиум ИККИ: «Мне остается два пути — повеситься или отправляться

обратно в Германию. Оба пути для меня как убежденной коммунистки неприемлемы» (Там же. Л. 6).

209

4. -«Квартирный вопрос

Жилая площадь являлась главной ценностью советского человека, она олицетворяла собой то пространство

свободы, которое отмеряло ему государство. Ко второй половине 30-х гг. и в этой сфере сложилась уже

очевидная для всех иерархия — от «койкомест» в общежитиях, арендованных у хозяев «углов» и комнат в

коммуналках до отдельных квартир со всеми удобствами, в которые вселялись представители новой

сталинской номенклатуры373.

Судя по отметкам в протоколах обыска и ареста, немецкие эмигранты находились в нижней части этой

пирамиды. Как правило, семьи проживали в комнате, причем гораздо престижнее считалось жить в «старом

фонде», чем в построенном наспех рабочем бараке. Изолированная квартира из нескольких комнат была

скорее исключением, нежели правилом. Ее получали иностранные специалисты, если это было обговорено

при их найме на работу, либо если человек дослужился до значительных постов (Герман Таубенбергер, Ганс

Мориц-Гримм).

Сотрудникам аппарата Коминтерна оставалось только мечтать о таких жилищных условиях. В гостинице

«Люкс», где они проживали, находились все необходимые социальные объекты — столовая, библиотека,

медпункт. Однако даже семья с детьми не могла претендовать более чем на одну комнату. Политэмигранты

проживали в гостиницах классом ниже, при трудоустройстве им либо приходилось вносить часть платы за

жилье, либо переселяться в заводские общежития. «

Если комната находилась в распоряжении одного человека, при аресте ее также опечатывали, если это было

«койкоместо», то обыскивали прикроватную тумбочку, а личные вещи оставляли на хранение коменданту

общежития. Жилплощадь, где проживали родственники арестованного, не конфисковывалась, хотя в