Нуар

— …Но это все-таки ты. Весьма удачно, не придется уносить коньяк обратно. Да! И вообще, ты появился очень вовремя, даже не представляешь, насколько!

Бывший штабс-капитан с трудом расцепил губы. Здороваться не хотелось, но он все-таки себя заставил.

— Привет, Даниэль!

Комиссар полиции Даниэль Прюдом, дернув усиками, расплылся в улыбке.

— Неужели ты не рад? А я с самой ночи, когда меня к телефону выдернули, предвкушаю. Коньяк я именно на подобный случай держал. Да-да! Сколько раз хотел соблазниться, но каждый раз говорил себе: нет, появится друг Рич, тогда вместе и выпьем!..

Ричард Грай, равнодушно кивнув, скользнул взглядом по новенькой, с иголочки, светлой форме. Портной очень старался, но спрятать изрядно выросшее комиссарское брюшко все-таки не удалось. А вот и медаль Сопротивления, Лотарингский крест на светлой бронзе.

Прюдом, кажется, понял — хмыкнул, а затем, не утерпев, коснулся пальцами награды.

— Представь себе! Месяц назад удостоился. Да! Скромничать не буду, рассчитывал на большее. Не кривись, Рич, не так уж много офицеров полиции помогали де Голлю. Это мне нужно обижаться. Тебя, весьма сомнительного русского турка, наградили раньше, и, между прочим, без всяких напоминаний… Ладно, не будем тратить времени зря!

Взяв со стола бутылку, ловко свинтил пробку, поднес к самому носу, дернул ноздрями.

— Что бы мы делали без контрабандистов, правда? Между прочим, Рич, я купил оба твоих катера. Да! Но бухту присмотрел другую, чуть подальше, зато к самому берегу можно подойти… Эй, Рич! Не грусти, не время!

Коньяк был уже в рюмках. Комиссар кивнул, поднял свою и внезапно стал серьезным.

— Знаешь, когда тебя похоронили и некролог напечатали, в «Старой цитадели» решили поминки устроить. Тебе бы понравилось. Да-да! Коньяк за счет заведения, желающим — русская водка. Твою любимую музыку играли, из Касабланки какого-то певца привезли. А я целую речь сказал. И знаешь, какую? Что хорошим человеком был мой друг Ричард Грай. Таким и остался, потому что я его смерть не видел. Да! И мы все не видели, поэтому и не будем раньше времени его хоронить. А потом взял со стола эту бутылку, чтобы вместе с тобой выпить. Да-да-да! На этикетке ресторанный штамп, можешь взглянуть. Или так поверишь?

Хлебнул коньяка, втянул воздух сквозь сжатые зубы, посмотрел выжидающе. Бывший штабс-капитан спешить с ответом не стал. Выпил до дна, поставил пустую рюмку прямо в центр скатерти.

— Верю, Даниэль. Отчего бы не сказать? В любом случае ты в выигрыше. Кстати, мне нужно продлить визу, разрешение на оружие и получить от тебя один франк. Это не слишком много?

Усики дернулись, маленькие серые глаз удивленно моргнули.

— Франк? Дорогой Рич, я тебе ничего не должен. Я — не Французский банк, я всегда отдаю долги вовремя…

Не договорил, неуверенно потер щеку.

— Ты насчет наших арабских красавиц?

— Месяц давно прошел. Твоя жареная колбаса так и не пришлась мне по вкусу. Я редко бьюсь об заклад, Даниэль, но еще реже проигрываю. С тебя франк.

— Но ты продлил срок, Рич! — короткий пухлый палец шпагой взлетел вверх. — Сам виноват, не желал ни с кем знакомиться, а там, между прочим, были такие пери! Да! Так что время у нас с тобой еще есть.

Бывший штабс-капитан нашел в себе силы усмехнуться:

— Хорошо, я подожду. Рад, что насчет всего прочего у тебя нет возражений.

Комиссар, на мгновение забыв об улыбке, взглянул угрюмо, подлил в рюмки коньяку.

— Эти бумаги — не самое важное, что тебе сейчас нужно, Рич. Ты и в самом деле прибыл вовремя, чтобы огрести свою долю неприятностей. Подозреваю, даже с процентами. Да! И твоему другу Даниэлю доведется тебя выручать.

Растянул губы усмешкой, кивнул на стол.

— Выпьем! За то, чтобы мы оба не забывали о своих обещаниях.

Ричард Грай помедлил, но потом все-таки взял рюмку.

— Можно и проще, Даниэль. За то, чтобы мы оба не забывали.

Затемнение. Эль-Джадира.

Сентябрь 1943 года.

— Но это нечестно, Рич! Мы же друзья! Это… Это подло!

— Их было восемнадцать человек, Даниэль. Обычные гражданские, не комбатанты. Евреи, коммунисты, какой-то профессор, специалист по козявкам. Девять женщин, пятеро детей. Их депортировали, передали немцам, а те отправили их за проволоку. Думаю, от них уже остался только пепел.

— Да, это ужасно… Хотя, между прочим, коммунистов я и так был обязан арестовать согласно закону, а этот энтомолог, профессор Ожо, имел контакты с Лондоном. Да! Восемнадцать человек… Из Французской Африки было депортировано больше двух тысяч.

— Но этих восемнадцать депортировал ты, Даниэль. На протоколах твоя подпись. Помнишь, в котельной рассыпались бумаги? Мой друг Арнольд подобрал их и спрятал. Они, конечно, испачканы, но печать и подпись опознают без всякой экспертизы. Идея свалить все на твоего покойного шефа хороша, и я бы тебе охотно помог…