— Да. Сталинскую премию или десять лет без права переписки, — тихо проговорил Антошкин. — Ни хрена вы, современная молодежь, не понимаете. Дивиденды, — с горечью повторил он, — и слово-то какое подобрали. Во всем-то вы ищете выгоду, как бы половчее в жизни устроиться, помягче спать, послаще жрать… Мы другие были. Ладно, — махнул он рукой и обессиленно упал на подушку, — арест Каменева должен был реализовывать 3-й спецотдел, именно он занимался арестами, обысками и наружным наблюдением. После того рокового выстрела мы поминутно восстановили последнюю рабочую неделю профессора, и выяснилась интересная деталь. Каждый день он ровно в 13:00 садился в свой служебный ЗИС и отправлялся по адресу Большой Гнездниковский переулок, дом 10, проводил там около получаса, после чего возвращался на работу в институт.
— Ну если у него там проживала любовница, то это неудивительно, — пожала плечами я.
— Это все так, но это было бы неудивительно, если бы его любовница Федорова была в это время дома. Так вот, выяснилось, что как раз Федоровой во время этих визитов и не было. То есть Каменев наносил визит кому-то другому.
— Да. Представляю, насколько непростая задача стояла перед вами. Производить аресты и обыски в таком доме, как этот, или, скажем, в «доме на набережной», что на Серафимовича, где в разное время бывали Михаил Булгаков, Гришка Распутин, где жил какое-то время Маяковский, нужно иметь мужество. Если не ошибаюсь, в Большом Гнездниковском в свое время жил даже бывший руководитель царской жандармерии Зубатов. Ну и, конечно же, сам Вышинский, если мне не изменяет память, главный обвинитель на процессах тридцатых годов. В итоге вы выяснили, какую квартиру посещал профессор?
— Нет, к сожалению. Не успели. Решено было сначала произвести арест, а потом в ходе расследования допросить Каменева. Он бы сам все рассказал и показал. Дом этот был сам по себе как неприступный бастион. Не получив ордер на обыск или арест, туда и соваться было нечего. Это вы думаете, что в то время — надел форму, и делай что хочешь. А на самом-то деле за всеми нашими действиями наблюдала особая инспекция, которая подчинялась напрямую наркому НКВД. Да уж. С этими элитными домами всегда так — едешь на обыск, а сам думаешь, как бы на пулю не нарваться. В таких домах все квартиры были забиты трофейным или наградным оружием. Нет-нет, но каждого из нас посещала одна мысль — вдруг объект разработки, попавший в опалу, вновь вернется в свой высокий кабинет? Сколько раз так было. Тогда он все и всем обязательно припомнит. И нас, оперативников, своим вниманием не обойдет. Многие наши опера по молодости об этом не думали и сами угодили в жернова. Сгорели, как мотыльки на костре. Но все равно, честно говоря, первый раз встречаю в наших рядах такую эрудированную барышню.
— Спасибо, конечно, за комплимент, на самом деле все просто. В этом доме живет моя школьная учительница испанского языка Елена Володаровна. У нее папа был одним из руководителей Коминтерна, и она мне много рассказывала про этот дом и его обитателей. Кстати, она говорила, что там какое-то время жил и Каменев. Не наш, конечно, профессор, а соратник Ленина и пламенный революционер Лев Каменев. Ну, а дежурную по подъезду допрашивали?
— Конечно. К слову сказать, дежурную мы примерно за неделю до планируемого ареста заменили на нашего сотрудника. Каменев, видимо, занервничал и больше не приезжал. А потом через несколько дней и вовсе застрелился.
— А старую дежурную допрашивали?
— Естественно…
— И она на допросе клялась и божилась, что Каменев посещал исключительно Федорову?
— Именно так. Показала, что неоднократно видела профессора с Федоровой и потому не препятствовала его проходу в дом, и в ее отсутствие в том числе. Считала, что у Каменева свой ключ имеется.
— А кто еще жил в этом подъезде? К кому еще он мог приходить? Или у него действительно свой ключ от квартиры Федоровой имелся?
— Да к кому угодно. Может, он вообще на крыше видами Москвы любовался. Поэтому, чтобы не беспокоить зря высокопоставленных жильцов, и решено было вопрос этот задать самому профессору, но уже после ареста.
— Ну хорошо, — я встала со стула и, заложив руки за спину, стала прохаживаться по палате, — я попрошу вас вспомнить последний день пребывания группы Тетерникова на турбазе «Джазатор». И кстати, почему именно Урбонас отправился на Укок с профессором? Вы ведь были, насколько я понимаю, более опытным егерем?
— А знаете, раньше я как-то не задумывался над этим. Действительно, изначально группу Тетерникова должен был вести на Укок именно я. Но мы поменялись с Урбонасом…
— Причину можете назвать?