Нулевое измерение (СИ)

Мишин, конечно же, настрочил рапорт, которому хода не дали, но к делу, наверняка, подшили. Мишину же была объявлена благодарность, потому что, несмотря на все значимость фирмы, данных о местонахождении Антона ей официальным путем не дали, и он нашел его сам, пользуясь оперативной информацией.

И чем всё обернулось? Марс, вот он, на экране. Что ж, бог войны, со свиданьицем, не чужие, чай!

Глава третья

Надо успокоиться. Ничего страшного не произошло. Странное - да, но не страшное. ОНО не проявило агрессии, было достаточно пассивно. Паниковать не надо, и бежать, сломя голову, черт знает куда, не надо тоже. В конце концов, от такого не спрячешься. Но ведь и оставаться одному невозможно. Только теперь Володя по-настоящему почувствовал пустоту, образовавшуюся после смерти Кулькова.

Все-таки, как это странно: два мертвых Кульковых и две живых Ларисы... Хотя, может быть, это странно лишь с точки зрения землянина, привыкшего судить инопланетно? Потому что и раньше... Но думать об этом не хотелось. Впрочем, какой он землянин? Хотя на Земле десять лет и продержался. Но половина этого времени - по госпиталям. Так и не смог адаптироваться к земной нагрузке. Четыре года, как вернулся на Марс, а живет как вахтовик, будто временно здесь. Застрял на пороге. Что от себя скрывать: не просто так два года от Ларисиной юбки не отрывался. Любовь любовью, а так и жить было легче. На порожке. Ни то, ни это. А что, плохо что ли? Комната в 'особняке', хоть и маленькая, но со всем, предусмотренным для начальства, набором удобств. Законная льгота. Это вам не в общаге среди работяг крутиться. Конечно, особняк от Марса не спасает, но от земных отгораживает. Хотя Женик вот тоже на Марсе родился, однако живет среди вахтовиков, как свой.

Пойти к нему? Нет, туда лучше днем, ночью он скорей всего не один. Есть еще Кирилл. К нему можно всегда. Но не хочется, ох как не хочется. Однако на глаза вновь попались мокрые тапки, и Володя поспешно набрал отца Кирилла, успокаивая себя мыслью, что он, наверняка, спит и телефона не услышит. Но тот откликнулся сразу, словно ждал звонка.

Володя наскоро собрался и вышел в коридор, соединяющий "особняк" с демократической "общагой". Пропускник, почуяв знакомый биокод, с готовностью залязгал засовами и откатил массивную дверь. Из "общаги" пахнуло перестоявшимся запахом самопроизведенного алкоголя - последнее издыхание ушедшей в иной мир вахты. Это самый трудно удаляемый след многодневной плановой оргии, которую безопасней легализовать, а, значит, хоть отчасти проконтролировать, чем запретить. В плане культурных мероприятий, "отвальные" значатся как "Прощание с Марсом." Местные интеллектуалы прозвали их Луперкалиями.

Келья отца Кирилла располагалась на первом ярусе, отделенном от общаги длинным коридором и пропускным пунктом, за которым находился поселок навсегда осевших на Марсе бывших землян, называемый в просторечье 'богадельней'. Келья была рядом с храмом, как и положено жилью священника. Храм-невидимка, иначе не скажешь, не имел внешних очертаний, потому что, как и все помещения здесь, был вырублен в породе и выходил в общий коридор лишь дверью, правда, не пластиковой, а дубовой массивной, по-церковному украшенной резьбой. Но переступив порог, человек попадал в настоящий храм. Внушительных размеров, хорошо обустроенный, с блестящим позолотой алтарем, сориентированным строго на марсианский восток.

Кельей квартиру Кирилла прозвали не зря: иначе и не скажешь. Голые грубые стены. Выкрашенная в голубое штукатурка, покрывающая каменную вырубку, жесткая кровать под серым солдатским одеялом, общепитовский стол из пищеблока, но застеленный чистой, рукодельно вышитой скатертью, в углу поблескивали в лампадном отсвете массивные оклады икон в несколько этажей, "батин вернисаж" согласно устной поселковой традиции.

Отец Кирилл внешне нисколько не омарсился, хотя полжизни прожил в катакомбах: но ведь и на Земле полжизни. Типичный сельский батюшка, как изображают их в фильмах.

- Чайку поставить?

- Да. Чайку. - Кирилл вышел на кухню, куда у него было выселено все мирское. Там же за шкафчиком, не сразу заметишь, висела и юбилейная, в блюдце величиной, медаль, отлитая из титана в честь Кириллова семидесятилетия, а на ней текст, по поводу которого было немало споров: не слишком ли? Выгравировано же там следующее: "Митрополиту марсианскому Кириллу Первому". И хотя он был всего лишь приходским священником Московской Епархии, на Марсе, кроме него, а значит и главнее, попа не было. Но опасались напрасно: Кирилл дар принял, хотя меж других даров как бы не заметил. И даже на гвоздике повесил, пусть и не на виду.

Чай был разлит в граненые стаканы, вставленные в массивные, витые подстаканники, в розетки плюхнулось малиновое варенье, в хлебницу - кусок пирога. Деликатес по марсианским понятиям.