Нулевое измерение (СИ)

Володя взял было стакан, но тот плохо держался в руке, и он вынужден был поставить его обратно. Отец Кирилл, будто бы и не заметил, знай прихлебывал из блюдечка и только время от времени упирался в Володю глазом: ждал, когда тот разговорится, но не дождавшись, завел речь о своем. Мол, храм устроился, украсился и Володина в том заслуга немалая. За труды спасибо. Как бы хорошо было, теперь, когда время у него свободное появилось -явный намек на отлет Ларисы - продолжить: ведь многое еще сделать предстоит. Потом незаметно перевел разговор на личное. И Володя оттаял, разговорился. Рассказал о тенях, неизвестно кем отбрасываемых на стены, бормотаниях за спиной, а потом и о сегодняшнем, без деталей, конечно. Легче стало: успокоился, но и пожалел. Зря все это. Что священник скажет догадаться нетрудно: нечистая сила, искушение, молись, мол, и все пройдет. Но хоть душу облегчил. Расскажи такое атеисту, психиатра вызовет, батюшка же с пониманием выслушает, отнесется серьезно. Да что толку-то?

- Тебе бы причаститься, исповедоваться, но ведь, - он тяжело вздохнул. И добавил, - а ну-ка пойдем.

Володе не хотелось покидать защищенное пространство этой мрачноватой, обжитой (намоленной?) кельи, но он подчинился и неохотно двинулся за Кириллом. К его удивлению тот прошел мимо церковной двери и повел его по коридору в другую сторону от общаги. В богадельню? По вырубленным в породе ступеням они спустились в подвал. Под ногами засияло марсианское стекло. Здесь оно пробивалось снизу. Свет от него отбрасывал причудливые голубоватые тени на потолок, словно переворачивая реальность. Отец Кирилл остановился около одной из дверей, негромко постучал.

- Ктой-то среди ночи ходит? - спросил недовольный старушечий голос.

- Это я, Тарасовна, Кирилл.

- Батюшка? Ахти мне! Заходи пожалуйста. - Она спешно, путаясь в засовах, открыла дверь. - А я, горетница, и не сплю, молитовки читаю. И ты, как раз, будто Богом нанесен. Благослови...

- Бог благословит. - Кирилл мелко перекрестив воздух напротив старухиного лица и, подав для поцелуя руку, продолжил. - Я вот знаю, что ты по ночам не спишь, потому и зашел невзначай. Кошки-то твои, Тарасовна, где? Покажи человеку.

Комнатка была небольшая. Половину ее занимал стол, покрытый потертой, сбившейся на сторону скатертью, над ним темнели иконки: Божья матерь с младенцем-Иисусом, Николай угодник, еще кто-то бородатый. Рядом пластмассовая, со склада, полочка с кухонной утварью. И неожиданно - сияющая никелированными шарами на спинке железная кровать. Откуда она здесь?

- Так одна у меня кошка, батюшка. Гдей-то шастает... Я ее не приваживаю - вдруг начальство препятствует кошек держать! А она все одно - приходит. А кто с тобой, и не знаю. - Она подслеповато присматривалась к Володе, наклонив на бок голову.

- Это наш богомаз, Владимир. Церковь будет расписывать.

- А... Вот и хорошо, хорошо. И молодой. Тамошний?

- Нет, бабушка, наш. Где кошка-то твоя? Позови. Да и откуда она у тебя, Тарасовна, ведь здесь кошки не водятся?

- А приблудилась, батюшка. Я у Боженьки ее не просила, сама пришла. Что от Бога-то я знаю. Вот и кроватку вымолила, и салфету, аккурат как у матери когда-то была. - Она достала из шкафчика допотопную - с бахромой - скатерть и принялась накрывать ею стол прямо поверх грязновато-белой.

Отец Кирилл не торопил ее. Он показал Володе на колченогий табурет, и сам сел на другой. Подождав, когда бабка перестала суетится, напомнил: ты б, Тарасовна, кошку позвала...

- Ой, и вправду!

Она наклонилась и запела под кровать: 'Кис-кис-кис'. Где ж ты ходишь, а? Вот гулёна. Иди, сметанки дам.

И тотчас сверху раздался мелодичный громкий мяв. Володя вскинул голову: на шкафчике сидела рыжая симпатичная кошечка. Она встала навстречу хозяйке и, как только та подняла руки, прыгнула ей на грудь и принялась тереться головой о щеку.

- Любишь сметанку, а? Любишь? Вот, батюшка, кошечка.

- Откуда ж у тебя сметанка, Тарасовна? - Отец Кирилл взял кошечку и принялся гладить ее, от чего та блаженно прикрыла глаза и заурчала.

- Сметанку я б сама ела, так нет же ее. Это я для приману говорю.

- А чем же кормишь?

- А ничем. Сама где-то находит. Мышей, может, ловит или еще что.

- Каких мышей, Тарасовна?

- И то правда, батюшка. Откуда мышам взяться? Сколько на этом Марксе - а ни разу не видела... А вот же водются где-то.

Отец Кирилл передал кошку Володе. Тот погладил ее по гибкой, чуткой спине, почесал за ушами. Была она, как настоящая. Не отличить. С нормальными кошачьими реакциями: гладят, жмурится и урчит, за ухом чешешь, снова жмурится и урчит. Он резко столкнул ее на пол, спиной вниз. Кошка спружинила, приземлилась, как ей положено, на лапы и, фыркнув, принялась чесаться.

Бабка посмотрела на него неодобрительно.

- Царапается, - пояснил он виновато.

Кошка меж тем шмыгнула под кровать и злобно оттуда зашипела. Через некоторое время вышла, но была уже не рыжей, а черной с белыми пятнами. Не замечая изменений, Тарасовна подхватила её на руки...

...

Потом они снова сидели в келье.

- А вещи?- спросил Володя, - кровать, салфетка...