Нулевой потенциал

– Я знаю, что у вас есть игра, называющаяся шахматами, – сказал Джордж. – Мы, конечно, играть не можем.

Вы знаете почему. Но мне было бы интересно поговорить с вами о технике и философии игры в шахматы.

– Не все сразу, – сказала Элейн. – Сначала он будет рассказывать нам легенды.

Все уселись на траву в кружок и взглянули на Бишопа.

– Я не совсем понимаю, с чего я должен начать, – сказал он.

– Но это же ясно, – откликнулась Бетти. – Начните с самого начала.

– Хорошо, – сказал Бишоп.

Он глубоко вздохнул.

– Однажды, давным-давно, на острове Британия жил великий король, которого звали…

– Именуемый… – сказал Джим.

– Вы читали эти легенды?

– Это слово у вас на уме.

– Это древнее слово, архаичное. В некоторых вариантах легенд…

– Когда-нибудь мне будет очень интересно обсудить с вами происхождение этого слова, – сказал Джим.

– Продолжайте рассказывать, – добавила Элейн.

Бишоп снова глубоко вздохнул.

– Однажды, давным-давно, на острове Британия жил великий король, которого звали Артур. Женой его была королева Джиневра, а Ланселот был его самым верным рыцарем…

* * *

Пишущую машинку Бишоп нашел в письменном столе, стоявшем в гостиной. Он сел за стол, чтобы написать письмо.

«Дорогой Морли», – начал он.

А что писать? Что он благополучно прибыл и получил работу? Что за работу платят сто кредиток в день – в десять раз больше того, что человек его положения может заработать на любой земной работе?

Бишоп снова склонился над машинкой.

«Прежде всего, хочу сообщить, что я благополучно

доехал и уже устроился на работу. Работа, может быть, не слишком хорошая, но я получаю сотню в день. На Земле

я столько не зарабатывал бы».

Он встал и начал ходить. Следует сказать гораздо больше. Нельзя ограничиваться одним абзацем. Бишоп даже вспотел. Ну что он напишет?

Он снова сел за машинку.

«Для того чтобы скорее познакомиться с местными

условиями и обычаями, я поступил на работу, которая

даст мне возможность тесно общаться с кимонцами. Я

нахожу, что это прекрасные люди, но иногда не совсем

понимаю их. Я не сомневаюсь, что вскоре буду понимать

их и по-настоящему полюблю».

Он отодвинулся вместе со стулом назад и стал читать то, что написал.

Да, это похоже на любое из тысячи писем, которые он читал.

Бишоп представил себе тысячи других людей, которые садились писать свое первое письмо с Кимона и судорожно придумывали сказочки, безобидную полуправду, бальзам, способный принести облегчение уязвленной гордости.

«Работа моя состоит в том, что я развлекаю и веселю

одну семью. Я рассказываю им легенды и позволяю сме-

яться надо мной. Я делаю это, так как не могу признаться

себе в том, что сказка о Кимоне – это ловушка для дураков

и что я попал в нее…»

Нет, так писать не годится. И так тоже:

«Но, несмотря ни на что, я держусь. Пока я получаю

сотню в день, пусть их смеются, сколько им угодно. Я

остаюсь здесь и сорву большой куш, что бы…»

Дома он был единственным из тысячи. Дома о нем говорили вполголоса, потому что он добился своего.

Бизнесмены на борту корабля говорили ему: «Человек, который разберется в обстановке на Кимоне, сделает большой бизнес», – и предлагали миллиарды на случай, если потребуется финансовая поддержка.

Бишоп вспомнил, как Морли ходил из угла в угол. Он сказал, что надо вставить ногу, чтобы дверь не могла закрыться. Найти способ разобраться в кимонцах. Найти способ понимать их. Узнать самую малость… тут уж не до большого. Узнать самую малость. Пусть это окажется чем угодно, но только бы увидеть что-нибудь еще, кроме бесстрастного лика Кимона, обращенного к землянам.

Письмо надо как-нибудь кончить. Нельзя оставлять его так. Он снова сел за машинку.

«Позже я напишу тебе более подробно. Сейчас я очень

тороплюсь».

Бишоп нахмурился. Но что бы он ни написал, все будет вранье. Это не хуже десятка других отговорок:

«Спешу на заседание… У меня свидание с клиентом…

Надо срочно просмотреть бумаги…» Все это вранье.

Бишоп написал: «Часто думаю о тебе. Напиши мне, когда сможешь».

Морли напишет ему. Восторженное письмо, письмо, слегка окрашенное завистью, письмо человека, который хотел бы поехать на Кимон, но не может.

Нельзя говорить правду, когда всякий отдал бы правую руку, чтобы поехать на Кимон.