Нулевые. Степень. Письма

Тут мы вплотную подходим к проблеме роли экспертов в формировании теорий и моделей, из которых впоследствии топ-менеджеры создают «сценарии власти». Судя по выступлениям Анатолия Чубайса и его собеседников, они опирались (или могли опираться) только на довольно продуманные схемы экономистов – специалистов по современной транснациональной экономике, не сумев найти или игнорируя модели, разработанные историками и политологами. Понятно, что сегодня речь может идти об империи лишь в метафорическом смысле, однако это не значит, что можно игнорировать опыт реальной Российской империи/СССР как иерархической системы консолидации суверенитетов, экономических укладов, этноконфессиональных ареалов и субкультур. В отличие от представлений Никиты Михалкова («Я художник. Я артист – мое место в буфете. С утра выпил – весь день свободен. Что с меня взять?» [93] ) империя – это не только и даже не столько государь-император на белом коне, крестный ход и мытье сапог в Индийском океане. Это почти утопический по определению проект сохранения местной самобытности в рамках единого политического и экономического пространства. Вряд ли он может быть реализован на практике целиком, однако экспертам следует прояснить для себя – и доходчиво объяснить вдохновенным топ-менеджерам, упивающимся своим могуществом в узком кругу, – что империя предполагает прежде всего внутреннюю экспансию и ключевым вопросом является не «колонизовать или не колонизовать соседей», а что и на каких условиях предлагать гражданам, народам, культурам и экономикам России в обмен на поддержку государства и его экспансионистских планов вовне. Объяснив, что значит (исторически) имперский дискурс, имперские практики и имперское мышление, эксперты сформируют необходимые предпосылки для того, чтобы менеджеры от политики задумались: насколько возможна

«либеральная империя» и как она должна быть устроена?

Бремя вызубренных уроков: Егор Гайдар и деконструкция империи

Одним из итогов трансформации русистики в 1990-х годах (как собственно в России, так и за рубежом) стало почти полное исчезновение некогда весьма заметной и почтенной области исследований – экономической истории Российской империи и СССР. Резкое сокращение количества исследований по истории экономики осталось незамеченным на фоне бума дискурсивного анализа, истории национальностей, новой политической истории. За прошедшие полтора десятилетия полностью обновилась исследовательская программа бывшей «русистики», появилось принципиально новое видение царской России и СССР как предельно гетерогенных обществ, легшее в основу такого исследовательского направления, как Новая имперская история. Между тем имеющиеся в распоряжении историков старые работы по экономической истории говорят об «экономике России» и единой «финансовой системе», оперируют недифференцированными категориями «крестьянство», «капиталисты», «рынок»… В этой ситуации особенно многообещающим выглядело появление двух книг Егора Гайдара, напрямую посвященных экономической истории. [94] Действительно, кто, как не директор Института экономики переходного периода, может на уровне современной экономической теории предложить новое осмысление российского экономического пространства – «переходного», «многоукладного», «развивающегося»? Новое понимание современных экономических процессов должно было бы обогатить наше представление об экономике прошлого. Гайдар выбрал диаметрально противоположный вектор: на основании обобщения данных экономической истории объяснить события последних двух десятилетий в России (прежде всего связанные с распадом СССР и началом экономических реформ в РФ). Теория исторического детерминизма (или ее более современное проявление – path dependency approach ) столь же беспроигрышна в смысле убедительности выводов, сколь и бессмысленна: понятно, что корни современности всегда можно отыскать в прошлом, но post hoc non ergo propter hoc , и новое невозможно механически экстраполировать из прошлого. Однако самым неожиданным образом книги Гайдара действительно позволяют очень многое понять в нашем недавнем прошлом и современности – правда, в несколько ином смысле, чем предполагал автор.