…Внутренняя идейная эволюция Василия Аксенова в который раз совпала с радикальной сменой жизненных обстоятельств. В 1980 году он оказывается на Западе в новой для себя роли: не туриста, не гастролирующего советского писателя, а «гражданина свободного мира». Русский западник должен был научиться жить на Западе. Аксенов добивается успеха и в этом и как университетский профессор, и как писатель. В определенном смысле кульминацией этого процесса «нострификации» русского западника становится написанный по-английски «The Yolk of the Egg» (1989, переведенный много позже на русский «Желток яйца»). Впоследствии в интервью Аксенов жаловался, что написанный специально для американской публики роман был не понят и не принят в Америке, но этот опыт окончательного перевоплощения в «американца» имел, очевидно, очень важные последствия для самого писателя. Собственной биографией Аксенов преодолел разрыв между двумя мирами, четко разграниченными на «ментальной карте» российского образованного общества. Оказалось, что западничество не находит на Западе не только конкретного «социально-политического» воплощения в смысле реализации идеала в пределах той или иной страны, но и воображавшейся прежде какой-то особенной субъектности «человека свободного мира». Оказалось, что люди везде разные в той же степени, в какой и одинаковые. Эта мысль формирует один из стержневых сюжетов романа «Новый сладостный стиль» (1998): несмотря на разницу в экономическом положении и социальных навыках, «западного» и «восточного» человека объединяет внутренняя близость, большая, чем предполагает формальное родство этих персонажей романа, – потому что они такие же, как и некий первочеловек, найденный в удивительно сохранном виде при археологических раскопках в финале книги.
Столь заметный и важный социальный пласт прозы Аксенова всегда вторичен по отношению к внутренним переживаниям его героев в том смысле, что отношение к обществу формируется в результате размышлений персонажей (и автора) о жизни и смерти, разрешения любовных отношений, дружеских связей – и не наоборот. Личный опыт приводит к переоценке общественного устройства, поэтому Аксенов на протяжении десятилетий умудряется оставаться лидером и выразителем настроений «поколения» с довольно размытыми возрастными рамками. Ведь именно так, отталкиваясь от своего личного опыта, воспринимают новые времена и обычные люди, а вовсе не на основании чтения социально-политических трактатов и размышлений о системных процессах. Демифологизация Запада, закрывающая целую (советскую) главу в истории российского западничества, произошла в 90-х годах именно в результате личных размышлений граждан России и во многом вопреки официальной риторике «интеграции страны в общемировое пространство» (по крайней мере, в первой половине десятилетия). Именно в этом смысле Василий Аксенов может быть назван «зеркалом русского западничества»: он пишет не об обществе в целом, а о внутреннем развитии отдельного человека, но именно в результате этого развития меняется все общество, а диагноз писателя оказывается верным в масштабе целой страны.
Но если «Запад» – это не географическое понятие и не особая порода людей, то как объяснить причуды российской модернизации в прошлом и специфику вестернизации после 1991 года? «Запад» оказался развенчан как цельный идеал (что во многом объясняет успех антизападной истерии у разочаровавшегося населения России), но западничество как принцип осмысления общественной жизни в категориях общественной нормы и девиации осталось. В середине 2000-х годов Василий Аксенов написал два романа, которые оказались не только замечательной литературой, но и очень тонким анализом-предчувствием некой намечающейся «новой фазы» российского западничества. Речь идет о «Вольтерьянцах и вольтерьянках» (2004) и «Москва Ква-Ква» (2006). Очевидно, замышлявшийся как итоговый роман своеобразной лирико-историософской трилогии, «Редкие земли» до уровня предшественников явно не дотянул…
Психоанализ русского западничества
На острове От[т]ец, окруженном со всех сторон бескрайними водами, стоит замок «Дочки-матери». В нем состоялась судьбоносная встреча Старого Мудреца (Вольтера) и воплощения всевластного женского начала и жизненной силы (под мужской маской), молодой Екатерины II. Они окружены бинарными персонажами, которые в разных сочетаниях образуют символические «четверки»: два полубрата и два их верных коня, сестры-близнецы и их родители, влюбленные сестры и братья и т. п. Им всем противостоит некая бесплотная мрачная Тень. По мере того как мысли и чувства главных героев становятся все более возвышенными, она вырастает в размерах и все больше материализуется, пока не обретает полную автономность…