Читаем Нулевые полностью

– С таким… с таким пафосом уезжал, втирал Олегычу на станции, как мне там хорошо станет, как людей найду, всё такое… и – вот… – Сергей с отвращением оглядел комнату. – Прав ты тогда был, Олегыч. Смешно получилось… Пока ехал – классно, прямо, наверно, счастье. Сидел, чаёк пил… стакан с подстаканником… Мечтал. Впереди поезда хотелось бежать… Приехал утром, погода классная, солнце, листья под ногами шуршат. «Ну всё, – думаю, – сейчас начнется жизнь…» Целый день по Новосибу гулял… Красный проспект, Оперный театр… На людей смотрел. Своих искал. Казалось, они внешне даже свои. Узнаю. А все бегут, носятся, машины эти. Суетня в сто раз круче нашей. Даже крышак поехал – уже и не соображал, что, зачем, где я вообще… Потом вечер – и куда идти? На вокзале сидел, в зале ожидания, где без билетов… А там сиденья такие, не как у нас, а с этими, с подлокотниками. И не ляжешь. И какие-то бродят… У нас бичи, ну, свои все-таки, а там… Страшные. И я среди них.

– Да, – поддержал Юрич, – бичарой счас проще некуда стать. Отцепишься только – и покатился.

– От чего отцепишься? – спросил Олег как-то с вызовом.

– Н-ну, от всего вот этого. От родоков, от дома, работы. От жизни нормальной.

Сергей усмехнулся:

– Нет, лучше бичом, наверно, чем так. – И стал наполнять стопки.

– А чего вернулся тогда? Сидел бы в этом своем Новосибе, копейки на вокзале шкулял и смеялся от счастья.

– Струсил, Юрич. Понял, чего я стою… Ничего я не стою… Что, как, выпьем?

– Выпьем, – согласился Юрич, – это дело нехитрое. Но вот меня хоть счас от родоков отцепи – нет, не пропаду. Работа есть. Пускай там три тыщи платят всего, но на самое необходимое хватит. Плюс питание три дня в неделю. Армейку прошел – тоже плюс. И женщина появилась – в любой момент могу к ней переехать. Зовет.

– Что это у тебя за женщина? – недоверчиво прищурился Олег.

– Хм… Не могу называть пока. Нехорошо. Но – крутейшая! Сама на меня припала. Я и думать не мог, просто там сидел, в будке своей, смотрел на нее, а она взяла и сама начала. И – в-вот, короче… Ладно, бери, Олега, стопарик.

Олег взял стопку, покачал ее:

– Пива бы…

– От пива тупеешь, – отозвался Сергей.

– Я бы не отказался. Легче.

Юрич захохотал, откинувшись на спинку стула так, что чуть не опрокинулся.

– Чего ты гогочешь всё?! – взвился Олег. – Заколебал уже…

– Да вы как эти!.. У Серого такие точно слова в каком-то рассказике… «Хорошо бы отупеть»… Да и вообще – вся эта наша… Вот точно так же сидят.

Олег пожал плечами:

– И хорошо. Есть кому записывать. Зафиксировать.

– Н-да? – Юрич стал серьезен. – А на фига нужна такая фиксация. Только расслабишься, вроде нормально станет, и тут же вспомнишь, что тебя опишут, и дебилом себе сразу кажешься…

– Кстати, Сереж, – перебил Олег, – а в журналы ты там не заходил? Там ведь есть… «Сибирские огни», еще какие-то… Показал бы.

– Да ну, кому надо… Такого как грязи: сидят, пьют, лажу несут, ноют…

– Слушай, – перебил Олег и его, – чего ты всё рисуешься? Ты сам знаешь – у тебя вещи сильные. Они… они сразу бьют по мозгам… Надо их донести до людей. Кому-то ведь надо…

– Ну всё-о, хорош, Олегыч.

– Хорош так хорош… Но я очень рад, что ты живым вернулся. Когда мы поезда ждали и ты говорил, что всё, что навсегда, я поверил. Но не верил, что где-то устроишься. Думал – всё… И хорошо, что вернулся, Серег… Всё правильно будет. И я тебе во всём буду помогать…

– Ну, долбанула водочка! – покачал головой Сергей. – Завязывай, а то запла́чу.

– Да нет, я правда…

Юрич поднялся:

– Ладно, вы тут пообъясняйтесь, а я схожу. Можно, эт самое, в клозет?

– Угу… Конечно…

Сергей и Олег посидели молча. Олег выпил водку, злобновато мотнул головой, сказал почти равнодушно, точнее – устало:

– Я честно говорю, Серега. Зря ты так ко мне, что я будто фигню всё время порю…

– Да я знаю. Спасибо. И я тебя единственным другом своим считаю… Только… Как это – правильно? «Правильно будет». Хм… Ты постоянно это говоришь, а как это? Ну вот вернулся, теперь ждать буду, когда повестка придет. А вернусь, как вон Юрич, – дебилом. Или вообще не вернусь. Из наших дыр и засылают в Чечню, во все эти точки… Или алкашом просто стану…

– Да кончай ты!

– А что? Какие еще варианты?

Олег потер свою длинную тощую шею, с усилием стал предсказывать:

– Ну, отмажешься от армии… хоть до июля отсрочку… на тот год в институт поступишь. – Сергей хмыкнул, но Олег не обратил внимания. – В газету корреспондентом попытайся устроиться или хотя бы внештатным. Может, и с рассказами получится что-то. Бывает же, как-то же появляются новые…

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза