Читаем Нулевые полностью

– Что ты мне всё про эти рассказы хреновы!.. – не выдержал, взорвался Сергей. – Сам говорит, сколько в интернете всего, а сам… Фигня это всё. Фиг-ня! И от армии мазаться как? Легко – на словах… Бедро, что ли, сломать? Нет, надо просто сваливать. Да!.. Прав ты был, с двумя штуками – это детство. Заработать бы как-то… Блин, пять суток до Москвы!.. Знаешь, – почти зашептал Сергей, – я вот вообще винить никого не люблю, но родителей – стал. Их – да! Залезли в дырищу. Культуру приехали поднимать. Комсомольцы-добровольцы… Чего там не жилось-то. А? Подумать же, а! – сейчас бы там, в Самаре… Надо – в Москву сгонял, еще там куда… В Питер. А отсюда… Пять с-суток…

– Ты это всё много раз говорил, – вздохнул Олег, поднимая стопку.

– А я о другом не могу… Нечего мне здесь делать. Подыхаю, понимаешь?..

Вернулся Юрич, увидел пьющего Олега, неодобрительно заметил:

– Вразнобой бухать – последнее дело. Водка не любит…

– Водка всех любит. – Сергей стал наполнять стопки.

– Чего вы как всю родню похоронили! Достали со своими рожами убитыми. В институт бы ехали поступать, еще чего-нибудь. А то только сидеть и ныть, в натуре.

– Я вот съездил, – усмехнулся Сергей.

– Да куда ты, блин, съездил?! Только бабки потратил и родоков довел. Вон сидят на кухне, как привидения, шевельнуться боятся – как там их драгоценный сынок…

– Кстати! – перебил Олег. – Погоди, Юрич!.. Кстати, Серег, у тебя ведь бабушка в Самаре, тетка, ты говорил. Может, с ними связаться все-таки? У них как-то?.. Ведь там и твоя доля какая-то есть… жилье родовое… А, Сережка, это же выход!

– Ну и будет он там бедным родственничком, – ответил за него Юрич.

– А что?! Многие после школы едут к родным, поступают. Учатся, подрабатывают.

– Да, на словах это гладко, – вздохнул Сергей.

– Спишись с ними, попроси…

Зазвонили в дверь. Сергей дернулся:

– Кого там еще?..

– Может, Танюха твоя, – сказал Юрич. – Вчера тут встретил…

– Да уж, она соизволит. – Сергей поднялся, подошел к двери в своей комнате. Прислушался.

– Ну, кто? – не выдержал Олег.

– Не знаю, не слышно… Никого не хочу. – Он вернулся к столу, упал на стул. – Блин, стыдно-то как…

– Ла-адно, Серег, – Юрич потрепал его по плечу, – не мучайся. В жизни столько бывает, когда стыдно. Если по каждому поводу убиваться…

Коротко стукнув, вошел парень. Волосы ежиком, солдатская шинель без погон и пуговиц. Лицо изможденное, щетинистое. В руке – бутылка водки.

– А, Анархистик, – несколько раздосадованно, но и как-то кровожадно-радостно произнес Юрич. – Вот кого нам не хватало для полной веселости.

Анархист поздоровался со всеми за руку:

– Здорово!.. Здорово!..

– Хоть бы шинельку снял. Как в сарае, – поморщился Юрич.

– Ну всё, – осадил его Сергей, – кончай наезжать… Вон стул, Миха, бери тот, одежду на диван брось.

Анархист сел к столу.

– Нужно срочно накатить, парни, – сообщил. – Никого из вас тыщу лет не видел. – Посмотрел на Сергея. – Слышал, ты уезжал куда-то…

Сергей отмахнулся, озабоченно оглядывал стол:

– Рюмку надо еще. Закуска кончилась… Олегыч, ты с моими нормально… Возьми рюмку сходи, а?

– А что?..

– Ну, не могу с ними один на один. Как предатель какой-то… И они смотрят так… Сбежал, вернулся… Сходи, ладно?

Без особой охоты Олег ушел.

– Зря ты так сорвался, – заговорил Анархист. – Надо было со мной обсудить. Я б тебе вписки дал, координаты. У меня ж и в Красноярске ребята, и в Новосибе. В Москве чувак надежный с флэтом… Ты куда ездил-то?

– Да так…

– Россию ездил смотреть, – ответил Юрич. – Он же у нас писатель, оказалось, мощный. Всё про нас написал – до последнего пука. Эт самое, увековечил. И ты там есть.

– Я знаю. Серега давал как-то читать.

– А? – Юрич недоуменно уставился на Сергея. – А мне чего не давал?

– Давайте накатим лучше. – Он схватил бутылку, увидел, что стопки полные, и чуть не швырнул ее обратно. – Хорош про это всё вспоминать! Было и… и проехали, забыли. Всё.

– Ну ладно, ладно…

Олег принес стопку, вилки, тарелку с парящим мясом.

– У-у, – Юрич потянул ноздрями. – Офиге-еть!

– Слушай, – извиняющимся голосом сказал Олег, – я их позвал. Неудобно. Они там сидят…

– В смысле?

– Ну, сюда пригласил посидеть. А то как-то по-хамски…

– Пить при них?!

Юрич успокоил:

– Да пора уж, пора, Серега! Восемнадцать стукнуло – можно. Взрослый человек. Таким и автомат доверяют уже…

– Хватит стебаться, в конце концов! Вот где…

– Так, давайте по одной, – Олег сунул стопку Сергею, – до родителей.

Кое-как чокнулись и без тоста выпили.

– Не обижайся, Серег, – прожевав кусок мяса, сказал Юрич. – Это у меня с армады. Там без приколов спятить за месяц можно. Влегкую… А мясо – кайф! Мы, когда мясо у нас кончалось, лося валили. У нас там лосей было!.. Начальник заставы спецом наряд посылал с левыми патронами за мясом. Завалим, порубим там же прямо со шкурой, принесем на носилках… Пировали дай боже!

Жадно жуя, Анархист пробурчал:

– А кто-то горохом пустым питается.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза