В дверь позвонили, Х-Д вернулся в сад с женщиной, которую я с ним уже видел – в прошлом триместре, на автобусной остановке. Хорошенькая, смуглая, с красиво изогнутыми, четко очерченными бровями. Он представил ее как Цинтию Гольдберг.
– А это Логан Маунстюарт, – сказал он. – Мы ожидаем от него великих свершений.
Она смерила меня пронизывающим взглядом и повернулась к Х-Д.
– Джеймс! – сказала она. – Ну можно ли возлагать на человека такое ужасное бремя? Я теперь до конца дней буду выискивать его имя в газетах.
– Маунтстюарт нуждается в бремени, – ответил Х-Д.
– Сказал он, когда у верблюда сломалась спина, – добавил я.
Они рассмеялись, и я на миг ощутил себя до нелепого довольным, утонченным, – сумевшим рассмешить этих взрослых людей, как будто я им ровня, – а следом меня пронизало теплое чувство к Х-Д, к ироничному, отстраненному интересу, который он ко мне проявляет. Возможно, он прав: только в таких отношениях и может состоять школьный учитель со своим подопечным – стимулирующих, провоцирующих, испытующих, но при всем том искренних.
И Боже, какое же сильное впечатление произвела на меня Цинтия Гольдберг! Х-Д ушел за хересом, и она предложила мне сигарету. Я почти решился принять ее, но все-таки отказался, сославшись на то, что это против школьных правил.
– Вы не разрешаете мальчикам курить? – спросила она, когда вернулся Х-Д. – Бедный Логан говорит, что это запрещено.
– Бедный Логан и так курит достаточно. Вот...
Он вручил мне стакан светлого хереса. Потом поднял в знак поздравления свой и объяснил насчет именной стипендии Джизуса. Мы чокнулись. Цинтия, насмешливо прищурясь, сказала:
– Так он еще и умный, к тому же.
Вечер получился волшебный. Х-Д курил трубку, Цинтия – свои сигареты, а я, пока мы болтали о том, о сем, выпил три стакана хереса. Позднее солнце подсвечивало с тылу свежую листву яблонь, обращая ее в сияющую, лимонно-зеленую; над нашими головами проносились, снижаясь и сворачивая, стрижи. Цинтия Гольдберг – концертирующая пианистка, «бедная и голодающая», сказала она. Я нахожу ее бесконечно, волнующе прекрасной – интеллигентной, светской, одаренной. О, что же это за мир, в котором живет Цинтия Гольдберг! Во мне разгорается ревность к Х-Д, – к тому, что он знаком с нею, что она составляет часть его жизни. (Они любовники? Может ли это быть?). И что запомнит она из нашей встречи? Скорее всего, ничего. Кто? Маунт-как? А,
Питер, который вот уже несколько недель не виделся с тоскующей Тесс, наконец ухитрился наладить с ней связь. Они оставляют друг дружке записки за расшатавшимся кирпичом старого воротного столба. Питер пытается договориться с ней о свидании где-нибудь подальше от Абби, чем дальше, тем лучше, и мы, посовещавшись все вместе, надумали, что самое лучшее – устроить его во время ночных учений, которые, согласно Тоузеру, состоятся в лесу под Рингфордом. Бен порасспросил школьного садовника, прежде жившего в Херингаме, и тот сказал, что в Рингфорде есть хороший паб под названием «Ягненок и Флаг». И Питер оставил в воротном столбе записку, в которой просил Тесс встретиться с ним в «Ягненке и Флаге» 4 июня в 9.30 вечера. Питер пригласил на встречу и нас, – по моему мнению, с его стороны это неуместная вежливость, но тут уж ничего не попишешь.
Забыл упомянуть, вчера состоялся школьный спектакль. «Вольпоне» – полный кошмар. Касселл сказал, что получил место в Крайст-Черч, – возможно, в Оксфорде все-таки будет не так уж и скучно.
Сержант Тоузер, да благословят его небеса, отвел нам в ночных учениях роль упоительно праздную: шестерым из нас предстоит охранять сигнальную будку на ведущей в Рингфорд железнодорожной ветке – где-то на левом фланге линии обороны Абби. Нашим отделением командует малый по фамилии Кроухерст-Джойс (капрал), другие двое – пятиклассники из Суинтона, по мнению Бена, вполне сговорчивые, вот, правда, Кроухерст-Джойс меня несколько беспокоит, в нем слишком много воинственного пыла, не думаю, что его легко удастся подбить на служебное преступление. Возможно, улизнуть нам будет не так уж и просто.
Сегодня на строевой сержант Тоузер вытворял черт знает что. Абби предстоит оборонять символический склад боеприпасов, который попытается захватить Сент-Эдмундс. Тоузер разочарован тем, что ему выпала роль атакуемого, но, как он то и дело повторяет – с таким видом, будто сам эту аксиому и выдумал, – «Нападение есть лучший способ защиты». Тайным оружием Абби, настаивает он, станет агрессивное патрулирование; оно позволит нам остановить врага как можно дальше от наших позиций, он к ним и приблизиться-то не сможет.
– Насколько «агрессивное», сэр? – с должным рвением осведомился Бен.
– Придется проявлять инициативу, Липинг.
– Как – даже в миле от наших позиции?
– Цель в том, юноша, чтобы посеять смятение в рядах врага.
– Тогда чем раньше наш агрессивный патруль схлестнется с ним, тем лучше.
– Быстро схватываете, Скабиус.